Кавалерист-девица, разжалованная в рядовые

Мемориальный дом Надежды Дуровой теперь не охраняется государством

Константин Михайлов

Авторское предуведомление. Сочиняя этот текст, я параллельно думал – не стоит ли на сайте завести для этого и подобных ему сюжетов особую рубрику. Даже перебирал названия. «Бред»? «Дурь»? «За гранью»? «Морок»? «Наваждение»? Так и не выбрал, поскольку годятся все, а когда годятся все, на самом деле надо искать что-то другое (или кого-то). Так что новой рубрики пока не будет, а читателям предоставляется полное право выбрать из вышеприведенных вариантов – или придумать свой. 

Боюсь, еще пригодится.

«По итогам инвентаризации выбыл из списков»

1 августа 2019 года в Казани состоялось первое заседание Научно-методического совета при Комитете Республики Татарстан по охране объектов культурного наследия. Обычно подобные премьеры проходят оптимистически, участники их рассказывают друг другу, как теперь будут успешно и сообща охранять наследие. Но в Казани получилось – как обухом по голове. 

После рассказов о развитии волонтерского движения и бюджете республиканской программы по сохранению наследия председатель Комитета Иван Гущин неожиданно поделился с участниками заседания интересной новостью – мемориальный дом «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой в городе Елабуге, где более четверти века работает музей, отсутствует в официальных списках охраняемых государством объектов культурного наследия. 

«Сегодня этот объект никак не охраняется. По итогам инвентаризации мы видим, что он выбыл из списков, его нигде нет. Однозначно это — памятник истории. Предлагаю включить его в список выявленных, а по результатам экспертизы это будет либо достопримечательное место, либо самостоятельный объект культурного наследия», – цитирует Ивана Гущина татарстанское информационное агентство.   

Участники заседания не могли поверить ушам своим. Ведь они прекрасно помнили, что «Музей-усадьба Н.А. Дуровой, XIX в.» в Елабуге (Московская ул., 123) фигурирует в Указе Президента РФ № 176 от 20 февраля 1995 года «Об утверждении перечня объектов исторического и культурного наследия федерального значения». А на заветной книжной полке у каждого из них наверняка стоит опубликованный на сайте республиканского Комитета по охране памятников официальный каталог объектов культурного наследия Татарстана, где дому Надежды Дуровой посвящена отдельная страница, и там тоже написано, что это объект культурного наследия федерального значения, со ссылкой на президентский указ.   

Но руководитель ГБУ «Центр культурного наследия Татарстана» Марсель Каюмов пояснил: по президентскому указу дом Дуровой в Елабуге «изначально был включен в данный перечень», но «согласно разъяснениям Минкульта России в 2018 году, музеи и музейные комплексы не являются объектами культурного наследия. В настоящее время музей-усадьба Дуровой является структурным подразделением ГБУ культуры РТ “Елабужский государственный историко-архитектурный и художественный музей-заповедник”. Тем самым он выпал из этого перечня. Необходимо начать все заново для включения его в перечень выявленных».

Тут же было сказано, что директор Елабужского государственного историко-архитектурного и художественного музея-заповедника Гульзада Руденко уже направила в Казань соответствующее обращение, и «дом на данный момент включен в список объектов, обладающих признаками культурного наследия».

Могила есть – дома нет

Спасибо и на том, подумал я, дочитав сообщение «Татаринформа», но все же не поверив ему до конца.

Увы, ознакомление с данными Единого госреестра объектов культурного наследия России на официальном сайте Минкультуры РФ развеяло сомнения. Могила Надежды Дуровой там есть, ансамбль Троицкого кладбища в Елабуге, где она похоронена, есть, а дома, где она прожила последние 25 лет своей жизни – нет.

Устроенный мною телефонный опрос причастных к делу охраны памятников в Татарстане, увы, не внес окончательной ясности. 

Фарида Забирова, зампредседателя регионального отделения ВООПИК и аттестованный эксперт в области сохранения наследия, первым делом сказала мне, что до сих пор пребывает «в полном ошеломлении». «Когда я работала над проектом зон охраны Елабуги, я посылала в Минкультуры Татарстана запрос – какие объекты официально состоят в городе под госохраной. И мне дважды дали официальный ответ, в котором говорилось, что дом Надежды Дуровой – памятник федерального значения. Насколько я знаю, год назад при заполнении и сверке Единого госреестра памятников возникли проблемы с музеями из Указа 1995 года, и дом Дуровой в реестр отказались вносить. Но нам не понятно, на каком основании. Говорят, что у Минкультуры РФ есть какие-то сомнения в статусе музеев как объектов культурного наследия. Мы, ВООПИК Татарстана, возражаем против таких подходов, мы считаем, что дом Надежды Дуровой – объект, охраняемый государством, его не надо заново выявлять! Дом еще в 1980-е годы реставрировали по всем правилам, принятым для памятников. И что теперь – переделывать проект зон охраны Елабуги?», – сказала мне Фарида Забирова.

Гульзада Руденко, директор Елабужского заповедника, рассказала мне, что проблемы со статусом дома Дуровой – отнюдь не теоретические: «Мы в шоке. Хотели реставрировать дом, готовить научно-проектную документацию. Запросили реставрационное задание – из Комитета по охране памятников отвечают, что дом в реестре не числится, якобы «есть мнение» Минкультуры РФ, что музеи не могут быть объектами культурного наследия. Да, дом-музей – структурное подразделение заповедника, под нашим присмотром с ним, надеюсь, ничего не случится, но формально получается, что дом не охраняется. То есть делай с ним что хочешь, крой фальцем и т.п. А мы-то хотим его реставрировать по всем правилам, как памятник. Но не можем получить задание на реставрацию. Да, мы начали процедуру повторного выявления объекта – а что еще делать?»

Иван Гущин, руководитель республиканского Комитета по охране объектов культурного наследия, был краток: «Ситуация простая. Дом является музеем, а Минкультуры РФ дало разъяснения, что музеи не могут быть объектами культурного наследия. На сегодняшний день дом Надежды Дуровой в Елабуге не состоит на государственной охране. Мы обсуждали ситуацию на Научно-методическом совете, будем делать дом выявленным памятником».

Вот так. Надежда Дурова воевала в чине корнета, затем поручика, в отставку вышла штаб-ротмистром. А дом ее разжаловали в рядовые.

Может ли Министерство культуры отменить президентский указ?

Честно говоря, мне не удалось найти ни в каких открытых источниках никаких официальных заявлений, циркулярных писем или других документов Минкультуры РФ, разъясняющих, почему музеи не могут быть объектами культурного наследия. 

Я допускаю, что такое разъяснение, на которое ссылаются все мои татарстанские собеседники, существует. Но разве может мнение, разъяснение или даже письменное распоряжение Минкультуры РФ отменить целый первый раздел – «Историко-культурные музеи-заповедники и музейные комплексы» – Указа Президента России, пусть и 1995 года? Ведь это действующий документ, не отмененный и не измененный в этой части. И, чтобы иметь смелость считать какие-то строки из него недействительными или не подлежащими применению – необходимы серьезные юридические основания. Например, решение суда, признающее несоответствие Указа 1995 года или отдельных его положений российскому законодательству, или новый президентский указ, вносящий изменения в прежний. Ничего такого миру не известно.

Конечно, я позвонил и в Министерство культуры России, в Департамент государственной охраны культурного наследия. 

Там мне рассказали, что официальных разъяснений на эту тему нет, но сомнения есть. Музеи – это, во-первых, учреждения, а федеральный закон говорит, что объекты культурного наследия – это объекты недвижимого имущества. Во-вторых, в составе музейных комплексов много поздних и вспомогательных строений, которые не могут быть объектами наследия. Впрочем, отсутствие объекта в Едином госреестре на сайте не обязательно означает, что он не охраняется: возможно, документы для внесения в госреестр просто не были оформлены надлежащим образом.

На этом в министерстве взяли паузу и обещали изучить вопрос с домом Дуровой подробнее, а потом мне все окончательно разъяснить. 

К этому мы еще вернемся, а пока давайте немного порассуждаем. 

Лирическое отступление об объектах недвижимого имущества

В тезисе, что музеи как учреждения не могут быть объектами культурного наследия – безусловно, есть логика. Федеральный закон о наследии относит (ст. 3) к объектам культурного наследия «объекты недвижимого имущества… и иные объекты с исторически связанными с ними территориями, произведениями живописи, скульптуры, декоративно-прикладного искусства, объектами науки и техники и иными предметами материальной культуры, возникшие в результате исторических событий, представляющие собой ценность…» и т.д. То есть именно объекты, а не учреждения, созданные, как музеи, для их сохранения. 

Честно говоря, президентский указ 1995 года и мне представляется далеким от юридического совершенства. Хотя, конечно, в той атмосфере угара, секвестра, безденежья и бесправия, которая царила в нашей охране памятников в 1990-е годы (достаточно вспомнить, например, отключения за неуплату электричества в Ферапонтовом монастыре, что «вырубало» все системы обеспечения климата, нужного фрескам Дионисия) – принятие этого документа было крайне важным государственным актом, позволившим сохранить значительную часть погибавшего наследия. И первый «музейный» раздел перечня федеральных памятников, утвержденного Указом, появился, надо думать, отнюдь не случайно и не по неграмотности готовивших этот документ. На музеи и музейные земли ежедневно покушались застройщики и захватчики; внесение их в президентский охранный список укрепляло оборону защитников наследия, позволяло утверждать зоны охраны музеев (на таковую, например, и в наши дни опираются  защитники «Есенинской Руси» в Рязанской области). 

Но с точки зрения юридической и практической логики – многое в Указе 1995 года осталось недосказанным. Огромные комплексы, как в былинных постановлениях Совмина РСФСР 1960 и 1974 годов, объявлялись памятниками истории и культуры без расшифровки пообъектного состава. Встречались – уж не знаю, случайные или намеренные – неточности и ошибки в адресах, что в умелых руках застройщиков и подыгрывавших им органов госохраны создавало возможности для любых злоупотреблений (так наполовину погибла, например, погребенная под «Геликон-оперой» усадьба Глебовых – Стрешневых – Шаховских на Большой Никитской улице в Москве).   

Что касается музеев-заповедников, то и здесь оставались вопросы. Что охранять – все здания на их территории? Если не все, то какие? А если власти решат отдать музею-заповеднику еще какой-нибудь дом – он что, автоматически делается объектом культурного наследия? И т.д. и т.п.

В Указе 1995 года Правительству РФ было велено ответить на все эти вопросы в 6-месячный срок, но и сегодня мы с Минкультуры обсуждаем общие сомнения…

Повторюсь, формула «учреждение как объект культурного наследия» – в свете формулировок ФЗ-73, принятого через семь лет после Указа 1995 года – выглядит весьма спорной.

Но с другой стороны, есть ведь еще один президентский указ – N 1487 от 30 ноября 1992 года, «Об особо ценных объектах культурного наследия народов Российской Федерации». Он тоже сыграл в 1990-е годы весьма важную роль, поскольку позволил обеспечить финансирование содержания и реставрации тех объектов, которым посчастливилось в него попасть. В этом указе напрямую говорится, что к особо ценным объектам культурного наследия России относятся «историко-культурные и природные комплексы, архитектурные ансамбли и сооружения, предприятия, организации и учреждения культуры». Более того, перечень особо ценных объектов по преимуществу из учреждений и музеев и состоит – в нем фигурируют Эрмитаж, Третьяковская галерея и др.

И этот указ – тоже часть действующего национального законодательства, его никто не оспаривает, а Свод особо ценных объектов культурного наследия регулярно дополняется и в наши дни.

Так что у музеев как объектов культурного наследия есть солидная юридическая база. 

Но коллизия, т.е. двойственность подхода к понятию объектов культурного наследия, этими двумя указами в законодательство была заложена.

И я могу понять желание устранить коллизию.

Но не могу понять, как ради устранения коллизии можно было допустить, чтобы мемориальный объект, связанный с известной всей стране исторической героиней, вписавшей свое имя не только в историю наполеоновских войн, но и в историю отечественной литературы – оказался лишен государственной охраны. 

Версия разгадки

А как можно было это допустить?

У меня есть версия разгадки. Она связана с принятием Госдумой в феврале 2019 года т.н. «Закона об охране музеев-заповедников».  То есть поправок к Федеральному закону об объектах культурного наследия. Принимали этот законопроект с некоторой гордостью за дело рук своих. Как говорилось в пояснительной записке, «включенные в утвержденный (Указом 1995 года – Ред.) Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения историко-культурные музеи-заповедники и музейные комплексы по своей правовой природе отличны от предусмотренных Федеральным законом «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» историко-культурных заповедников тем, что совмещают в себе статусы музейных учреждений и недвижимых памятников истории и культуры.

Двойственный правовой статус историко-культурных музеев-заповедников одновременно как объектов культурного наследия и музейных учреждений приводит к правовой коллизии в вопросах государственного учета в едином государственном реестре объектов культурного наследия и государственной охраны таких объектов культурного наследия».

Принятие законопроекта, как утверждалось, устранит правовую коллизию и «будет способствовать повышению эффективности осуществления органами охраны объектов культурного наследия мероприятий государственной охраны в отношении  территорий музеев-заповедников, включенных в Указ Президента Российской Федерации от 20 февраля 1995 года № 176».

На примере дома Надежды Дуровой в Елабуге мы как раз убеждаемся в повышении этой самой эффективности.

А логика этого законопроекта, мне кажется, подсказывает, почему дом Надежды Дуровой оказался разжалован из памятников федерального значения.

Особенности государственной охраны

Итак, принятым законопроектом в Федеральный закон о культурном наследии была введена дополнительная статья 56.5 – «Особенности государственной охраны историко-культурных музеев-заповедников и музейных комплексов, включенных в Перечень объектов исторического и культурного наследия федерального (общероссийского) значения». 

Ее ключевое, как мне представляется, положение – в том, что «государственной охране подлежат расположенные в границах территорий историко-культурных музеев-заповедников и музейных комплексов объекты культурного наследия – ансамбли и достопримечательные места».

Простите, а отдельные памятники при подготовке и обсуждении законопроекта – забыли?

Когда я спросил об этом в Минкультуры, то получил ответ, что все известные историко-культурные музеи-заповедники в России не состоят из одного здания, а являются комплексами построек.

Теперь попробуем приложить эту формулу к дому-музею Надежды Дуровой и даже ко всему Елабужскому музею-заповеднику.

Дом Дуровой – это что, ансамбль? Вокруг него есть небольшие надворные постройки, но это реконструкция 1990-х годов. 

А весь Елабужский заповедник – разве ансамбль? Это почти два десятка городских усадеб и отдельных домов, разбросанных по городу, построенных в разное время, в разных стилях, разными хозяевами – отнюдь не по единому замыслу. Их объединяет только ведомственная принадлежность.

А разве не бывает так, что к музею-заповеднику относится отдельный объект, «оторванный» от его основной территории?

Что с такими делать – все объявлять достопримечательными местами, рискуя приманить этим лакомым статусом застройщиков?

Воюя с одной коллизией, законопроект породил другую – памятники, объявленные в 1995 году объектами культурного наследия федерального значения, стали один за другим терять этот статус. 

Путешествие по Единому госреестру

Я рискну предположить, что та же логика – автоматически переносить в Единый госреестр из Указа 1995 года только ансамбли и достопримечательные места – применялась и до принятия законопроекта 2019 года. Ничем иным нельзя объяснить те волшебные превращения, которые произошли с некоторыми федеральными (по версии 1995-го) объектами к 2019-му.

Понятно, что крупные и знаменитые комплексы, как Ясная Поляна или пушкинское Михайловское, фигурировавшие в Указе 1995 года, потерять федеральный статус или вовсе пропасть из реестра не могли. 

Но я задался целью проверить, как чувствуют себя сегодня «незнаменитые» памятники из Указа 1995 года – отдельные дома, небольшие усадьбы и даже храмы, отнесенные тогда к федеральным памятникам благодаря принадлежности к музеям-заповедникам. Проверить это просто – заглянуть в актуальную версию Единого госреестра на сайте Минкультуры РФ.

Многие памятники сохранили федеральный статус. 

Например, «Дом, в котором жил просветитель карачаевского народа Ислам Крымшамхалов, XIX в.» в городе Теберда в Карачаево-Черкессии. Или «Усадьба крестьянина-середняка с жилым домом, амбаром, баней, двумя навесами, XIX в.» в селе Ермаковском Красноярского края. Или «Здание, где находился штаб 28-й Армии Сталинградского военного округа, 1942 – 1943 гг.» в Астрахани. Или, слава Богу, «Дом Петра I, кон. XVII в.» в Вологде. Или дом, где жил Достоевский в Старой Руссе. Или дом, в котором родился и жил Чехов в Таганроге. Это далеко не полный перечень, желающие могут сами поупражняться в сравнении Перечня-1995 с Реестром-2019.

Но многие памятники оказались понижены в статусе. 

Был, например, в Астрахани федеральный «Дом, в котором жили Ульяновы, XIX в.» (ул. Ульяновых, 9) – а теперь в реестре по тому же адресу «Дом Ульянова», памятник регионального значения. Та же история в Астраханской области с домом Беззубиковых, с Присутственными местами в Черном Яре. Та же в Московской области – с усадьбой крестьянина Шульгина в деревне Горки на Каширском шоссе. В Нижнем Новгороде федеральный «Дом сестер Невзоровых, XIX в.» превратился в «Дом с воссозданной мемориальной обстановкой жизни нижегородской интеллигенции конца XIX — начала XX веков» – региональный памятник. В Ярославской области из федеральных памятников в региональные переквалифицированы, например, школа, построенная на средства Н.А. Некрасова в Аббакумцеве и мемориальный дом физиолога академика Ухтомского в Рыбинске.

А в Московской области "Государственный историко-литературный и природный музей-заповедник А.А. Блока – Солнечногорский район, с. Боблово, с. Шахматово" из Указа-1995 в реестре-2019 обернулся усадьбами Боблово и Шахматово – регионального значения. Хорошо, что они под охраной, но разве места, связанные с Блоком и Менделеевым – ценны только для Московской области? Кто так решил и на каком основании?

И уж совсем обидно за прекрасные Воскресенскую и Богоявленскую церкви XVIII  века в Нерехте: были федеральные памятники – стали ансамбли, но регионального значения. 

А «Никольская церковь Макарьево-Унженского монастыря, 1685 г.» в Макарьеве Костромской области и вовсе исчезла из госреестра, хотя в Указе 1995 года значилась отдельным пунктом. Правда, в реестре по-прежнему присутствует как федеральный памятник весь ансамбль Макароево-Унженского монастыря, но без пообъектной расшифровки. Список и в этой части можно продолжать.

Судя по перемене статусов и (в большинстве случаев) официальных наименований памятников, можно предположить, что с ними происходило то же, что теперь намерены предпринять с домом Надежды Дуровой в Елабуге: «разжалование» из федеральных либо через историко-культурную экспертизу, либо через «повторное выявление».

И наконец, третья группа памятников, которые из реестра просто исчезли. Дом Дуровой, увы не одинок. 

Как я ни бился, я не смог обнаружить в Реестре-2019 никаких следов значившегося в Указе-1995 «Подворья семьи Степановых» в городе Тимашевске Краснодарского края (Пионерская ул., 144). А ведь это объект, связанный с памятью о легендарной семье, в которой девять братьев погибли в ХХ веке на фронтах Гражданской и Великой Отечественной. В Вологде исчезла из реестра «Усадьба купца Самарина» (Советский проспект, 16) – целая группа доныне музейных прекрасных деревянных особняков XIX века. В Костромской области, в городе Кологриве пропал «Дом, в котором в 1892 - 1913 гг. жил В.Т. Трефолев» (ул. Трефолева, 43).

Что все это означает? 

Во-первых, что по отношению к «музеям-памятникам» из Указа-1995 у нашей системы госохраны не было единого подхода. Одни сохранили федеральный статус, другие стали региональными объектами, третьи вовсе не значатся сегодня в охранном реестре.

Почему Надежде Дуровой повезло меньше, чем карачаевскому просветителю Исламу Крымшамхалову – я не знаю. Почему утратили федеральный статус нерехтские церкви? Могу только предположить, что вновь поставить их под госохрану как региональные памятники было проще и быстрее.  

А во-вторых, исчезновение объектов из охранных списков – сигнал тревоги. Которую отчего-то никто не бьет.

Посмертные почести

Я не забыл, что обещал читателю «окончательное разъяснение» Минкультуры РФ. И в Минкультуры про это не забыли. 

Суть финального комментария, поступившего из министерства, сводилась к тому, что с домом Дуровой «критично сложная ситуация: правовая природа таких объектов не определена». В министерстве намерены «разбираться» с ними в рамках новой редакции Федерального закона о наследии. 

Я всецело поддерживаю министерство в этом намерении, но призываю разобраться с домом «кавалерист-девицы» в какой-нибудь рекордно короткий срок. Например, к 27 августа – дню открытия Дома-музея в 1993-м. 

Когда Надежду Андреевну Дурову хоронили в Елабуге в 1866 году, ей были отданы воинские почести. В провинциальном городке помнили, что она воевала за Отечество в двух кампаниях и получила контузию в Бородинском сражении. 

Посмертные почести, оказанные Надежде Дуровой российской системой охраны памятников в XXI веке – не только за гранью разумного, но и за гранью допустимого. За гранью любых приличий.

Досье. Дом Надежды Дуровой в Елабуге – двухэтажное  деревянное  здание на  высоком  кирпичном  полуподвале, первой половины XIX века. Приобретен Дуровой в 1841 году, когда она вернулась в Елабугу из Санкт-Петербурга. В этом доме она провела последние  25 лет своей жизни. Реставрация усадьбы Дуровой началась в 1989 году, согласно приказу № 192 от 10 августа 1987 года Министерства культуры Татарской АССР. Работы проводились Татарской СНРПМ объединения «Росреставрация» (авторы проекта  И.С.  Бикбулатов и В.В. Лунчев). В восстановленном доме 27 августа 1993 года был открыт  мемориальный музей Н.А. Дуровой. В городской усадьбе были вновь возведены  надворные постройки, имитирующие подлинники XIX века: амбар, каретник, сарай, баня,  беседка. В 1994 г. в них также создана экспозиция. В  2005 г. был произведен  капитальный ремонт дома-музея и надворных построек. Музей принимает до 30 тысяч туристов в год. 

Фото: Елабужский музей-заповедник, WikimediaCommons