Маленькие тайны «Зеленого коридора»

Константин Михайлов

От тех, кто внимательно следит за новыми способами привлечения инвестиций в сферу сохранения наследия, не укрылась, конечно, состоявшаяся под занавес 2014 года премьера программы «Зеленый коридор», о принципах которой «Хранители Наследия» рассказывали ранее. 

25 декабря в ее рамках состоялись первые торги, на которых «Распорядительной дирекции Минкультуры России» совместно с «Российским аукционным домом» удалось продать усадьбу Болдино (Солнечногорский район Московской области).

ДОВЕРИТЕЛЬНО. НЕСЕКРЕТНО

Пока что это единственная усадьба, аукцион по которой был доведен до конца в “Зеленом коридоре” – торги по остальным, входившим в программу, в итоге либо не состоялись, либо были перенесены. Как признавались позднее организаторы, некоторые усадьбы выставлялись “с целью прощупывания рынка”. Но это не мешало “Распорядительной дирекции” отпраздновать заслуженный успех – первые торги состоялись после весьма нелегкой подготовительной и согласовательной работы, которая заняла два с половиной года.

После удачного дебюта гендиректор «Распорядительной дирекции Минкультуры России» Вадим Соловьев пригласил в ее офис представителей общественных и экспертных организаций (Общество изучения русской усадьбы, Фонд возрождения русской усадьбы, НП «Русская усадьба», Московское областное отделение ВООПИК) – для обсуждения итогов и перспектив «Зеленого коридора».

В приятной компании оказался и автор этих строк. Разговор был доверительный, но не секретный. Поскольку «Зеленый коридор» в 2015 году будет продолжаться и даже расширяться, мы решили продолжить его обсуждение на наших страницах. В «коридоре» обнаружились не потайные, конечно, но мало известные читателям и даже специалистам закоулки. А поскольку после первых состоявшихся торгов проект от теоретических презентаций перешел к стадии реальной работы с историческими усадьбами, неясности лучше прояснять до, а не после.

УСЛОВИЯ ЗАДАЧИ

Болдино, усадьба Василия Никитича Татищева, автора многотомной “Истории российской…”, до нашего времени дошла в состоянии крайнего разорения. Статус объекта культурного наследия федерального значения (усадьба числится под государственной охраной с 1974 года) не помешал ее постепенному превращению в руины. От господского дома XVIII века уцелел лишь нижний этаж; есть еще флигель и бывшие конюшни. Вокруг – остатки усадебного парка. К усадьбе прилагается земельный участок в 70 га. Его официальный статус – «земли особо охраняемых территорий и объектов, разрешенное использование: размещение объекта культурного наследия (памятника истории и культуры)». «Других обременений нет», - гласили условия аукциона. (Само собою, по отношению к усадебным зданиям действует «обременение, связанное с их сохранением и восстановлением.) Все это богатство, расположенное в 74 км от Москвы, было продано на торгах 25 декабря по стартовой цене – чуть более 4, 5 миллиона рублей. Ориентировочная сумма затрат на восстановление усадьбы Болдино – 118. 17 миллиона рублей.

Победителем торгов стала хорошо известная ныне ценителям подмосковных усадеб группа компаний ASG, точнее, входящее в нее ЗАО «Мегапарк».

Группа ASG до этого успешно участвовала в аукционах программы “Усадьбы Подмосковья”, где отреставрированные памятники поступают в долгосрочную льготную аренду. В “инвестиционном портфеле” ASG собралось восемь усадеб Московской области, есть объекты и в Смоленской. В “Зеленом коридоре”, напомним, усадьбы оформляются в собственность инвестора, но только по окончании восстановительных работ.

Глава группы ASG Алексей Семин многократно рассказывал журналистам, что в восстановленных усадьбах группа предполагает развернуть сеть “концептуальных” бутик-отелей, включенных в туристические маршруты и кластеры. Та же судьба ждет и усадьбу Болдино: ее восстановление должно начаться уже весной 2015 года.

Анализируя плюсы и минусы приватизации памятников либо их передачи в аренду, эксперты обычно уделяют много внимания проблемам инвесторов и экономике проектов. Соблюдение законов об охране наследия и государственный контроль за работами при этом, возможно, представляются как некие само собою разумеющиеся вещи, однако механизмы и гарантии их обеспечения зачастую выглядят туманно. Экспертам и градозащитникам как будто предлагают непростую дилемму: либо наблюдать, как заброшенные усадьбы разваливаются или растаскиваются по кирпичику, либо не судить о действиях новых собственников или арендаторов слишком строго – если бы не они, предмет разговора мог бы просто исчезнуть.

Самый простой способ в подобных случаях – оставить личные эмоции, симпатии, антипатии и прочие лирические отступления в стороне и попытаться понять, какие существуют безличные гарантии и рамки возможного. Этим мы и занялись за круглым столом в гостеприимной “Распорядительной дирекции Минкультуры России”. Не знаю, как остальных участников разговора, но лично меня поджидали как минимум три небольших открытия.

ОТКРЫТИЕ № 1. ДИРЕКЦИЯ

Вопреки своему строгому и официальному наименованию, “Распорядительная дирекция” не является ни официальным органом, ни структурным подразделением Министерства культуры России. Это ОАО со 100-процентным государственным участием, в совет директоров которого входят представители Минкультуры и Росимущества. Соответственно, Дирекция не располагает никакими официальными полномочиями в области государственного контроля охраны наследия.

Пока новый собственник (он платит 20 процентов суммы аукциона сразу, а 80 – равными долями, ежеквартально, на протяжении периода реставрационных работ; фактически – это продажа в рассрочку) не вступил в права собственности, Дирекция выполняет роль собственника памятника – в частности, формально заказывает проект реставрации и приспособления и обеспечивает согласование его госорганами в законные нормативные сроки, не допуская волокиты.

ОТКРЫТИЕ № 2. ОТВЕТСТВЕННОСТЬ

По ходу разговора я изучал и даже слегка расшифровывал врученную нам в составе официального буклета “Распорядительной дирекции” схему практической реализации концепции “Зеленый коридор”. 

Увидев, что “Оформление инвестором охранного обязательства на объект культурного наследия” возникает в финале процесса, после проведения реставрации и оформления объекта в собственность, я, конечно же, не мог не спросить: почему не до?

И услышал от Вадима Соловьева простое разъяснение: в финале процесса заключается новое охранное обязательство от имени нового собственника. А пока идет реставрация, действует прежнее, заключенное от имени “Распорядительной дирекции”. (По усадьбе Болдино таковое, например, заключено еще в феврале 2012 года.) И ответственность за соблюдение законодательства и прочих правил хорошего тона по отношению к культурному наследию несет не инвестор, а дирекция.

Это весьма оригинальная схема. Памятник вручается инвестору, который начинает на нем работы. При этом инвестор формально не дает государству никаких охранных гарантий и обязательств, потому что за него их дала “Распорядительная дирекция”. Соответственно, нельзя и применить к нему никаких санкций за неисполнение обязательств, поскольку он их не давал. В договоре с “Распорядительной дирекцией”, конечно, зафиксированы обязательства временного арендатора, он же будущий собственник, по сохранению объекта наследия, но это договор не с государством, а с ОАО, т.е. фактически это договор между двумя хозяйствующими субъектами.

По функциональной схеме получается, что “Распорядительная дирекция” если она не хочет отвечать за какие-либо неверные шаги инвестора, сама должна контролировать, что он делает с памятником. Но – см. пункт 1 – дирекция не является госорганом вообще и госорганом охраны наследия в частности, не имеет полномочий останавливать работы, выдавать предписания и т.п.

Эта схема, быть может, вполне удобна для инвестора, но при такой организации разделения сфер ответственности остается уповать исключительно на добрую волю и честное слово инвестора.

По ходу беседы выяснилось еще, что договор не фиксирует конкретного срока проведения реставрационных работ. “Не более 7 лет” – единственная рамка. В случае, если работы идут не по графику и очевидно, что семилетний срок не будет исполнен, дирекция может расторгнуть договор в одностороннем порядке и искать нового покупателя. На практике подобное, вероятно, выльется в затяжные юридические тяжбы; чем обеспечивается и гарантируется при этом сохранность памятника – понятно не вполне.

ОТКРЫТИЕ № 3. ПРЕДМЕТ-ОБРЕМЕНЕНИЕ

В функции “Распорядительной дирекции”, согласно ее официальному буклету, входит “определение в случае необходимости предмета охраны объекта”.

Милая оговорка «в случае необходимости» до сих пор вызывает мой неподдельный интерес, потому что очень трудно представить себе ситуацию, при которой этой необходимости не существует.

В ходе нашей беседы выяснилось, что в «Распорядительной дирекции» в самом деле считают, что предмет охраны не должен быть разработан заранее, поскольку его наличие может быть воспринято инвесторами-соискателями как дополнительное обременение. А обременения, как известно, отпугивают.

Предмет охраны, как можно было заключить из дискуссии, нужно формулировать по ходу разработки проекта реставрации, прислушиваясь к советам опытных реставраторов, с которыми «Распорядительная дирекция» поддерживает тесные контакты.

Никто, конечно, не будет возражать против таких консультаций, однако сама по себе эта схема открывает возможности «регулирования» предмета охраны в соответствии с пожеланиями инвестора и проектом приспособления памятника.

Конечно, наша реставрационная практика богата примерами подобного «регулирования» и официально утвержденных предметов охраны, но все же «отпускать» памятник в семилетнее плавание с частным инвестором без предмета охраны, да еще и с охранными обязательствами не от его, инвестора, имени – во многом рискованный эксперимент.

P.S. Можно возразить, что инвесторы тоже рискуют, причем и репутацией, и большими деньгами.

Но и на это можно возразить: в нашем прекрасном государстве и обществе я пока не знаю ни одного инвестора, который испортил бы себе репутацию неаккуратным обращением с наследием. Примеров таких – тысячи, а репутациям – хоть бы хны.

Денежные риски, конечно, неоспоримы. Однако от риска памятниками у них есть одно, но коренное отличие. Утраченные деньги можно вернуть. Утраченные памятники – увы, нельзя.