«Поколение наших учителей развернулось и дало последний бой наступающему миру наживы»

Этот текст томский градозащитник Никита Кирсанов опубликовал в своем блоге  и посвятил памяти старшей соратницы по градозащите Элеоноры Львовны Львовой, скончавшейся в ноябре 2014 года. Мы считаем необходимым познакомить с ним читателей – по нескольким причинам.

Во-первых, это хороший текст. Во-вторых, это текст о хороших людях. В-третьих, это текст, который позволяет соприкоснуться не просто с историей, но с душой города. Ну и высокие слова о преемствености и «эстафете поколений» становятся понятны сами собой.

«Возможно, когда-нибудь борьба томской интеллигенции за сохранение исторического центра Томска ещё дождётся своего историка. Нас всколыхнули заявления томского мэра А.С. Макарова 2004 года о предстоящей расчистке центральной части города от исторической деревянной застройки (именно тогда в ход пошли слова о "гнилушках", "деревяшках", которые стремятся сохранить "скудоумные защитники деревянного зодчества" - всё это буквальные цитаты из телевизионных выступлений Александра Сергеевича). А хамский снос деревянного памятника по Маркса, 32, произведённый через два часа после пикета в его защиту, и череда пожаров в деревянных домах, расположенных на отведённых под строительство участках, дали движению первоначальный импульс гражданского возмущения и отчаяния.

Мы называли себя "Общественный совет при музее деревянного зодчества".

Инициатором его создания стала томский искусствовед Ирина Евтихиева, собравшая представителей томской интеллигенции в музее деревянного зодчества, в деревянном доме по Кирова, 7 – Сергей Заплавный, Зинаида Зайцева, Лариса Романова, Павел Рачковский, Владимир Манилов, Юрий Гармаш, Александр Герасимов, Катя Кирсанова, Ярослава Беспалова, Женя и Оля Нечаевы. Несколько позже к движению присоединились Людмила Антощук и я, а ещё позже – томский комитет погорельцев во главе с Натальей Рубцовой и томские экологи, обеспокоенные бессистемной застройкой в центре города (на наши совещания регулярно ходил председатель комитета урбанизированных территорий областного департамента охраны окружающей среды Сергей Трапезников). Когда появилась Элеонора Львовна, я не помню – как будто всегда там была, сидела на совещаниях, внимательно выслушивала, что мы говорили, иногда вставляла свои ироничные резюме. Но первый шаг к диалогу с томским губернатором В.М. Крессом сделала именно она – во время праздничной встречи на 8-е марта 2004 года она выступила перед Крессом, сжато охарактеризовала ситуацию, складывающуюся в связи с участившимися сносами и пожарами томских деревянных домов, и дала понять, что областная власть не должна оставить эту проблему без внимания. С этого дня все публикации об уничтожении деревянных домов ложились на стол губернатору. Через полгода по инициативе Виктора Мельхиоровича был создан областной координационный совет по сохранению деревянного зодчества г. Томска, ещё через год начались масштабные работы по восстановлению исторического облика улицы Кузнецова, а затем начали восстанавливаться деревянные дома на других улицах Томска.

Впрочем, сносить их не перестали. Строительство многоэтажных зданий в историческом центре нам также не удалось остановить. Но рубеж, который нельзя переходить, был определён. Это список-701 Натальи Лисовской, дома из которого нельзя сносить. И это восемь зон комплексного сохранения деревянного зодчества, в которых нельзя строить ничего нового. Линия фронта проходит здесь – вплоть до сегодняшнего дня, эта история ещё не завершилась.

"Отчаяние – это важно, – однажды сказала Элеонора Львовна, – нам ни в коем случае нельзя терять чувства отчаяния".

Сейчас, спустя десять лет, чётче стал вырисовываться социально-исторический контур того, что произошло в Томске в 2004-м и 2005-м году. Сходящая с исторической сцены, теряющая свой авторитет и возможность влиять на процессы в стране, затухающая, уходящая в свою специализацию или просто уходящая в себя советская интеллигенция - поколение наших учителей - развернулась и дала свой последний бой наступающему миру наживы. Это может прозвучать патетично, но в данном случае этот пафос адекватен объективному положению вещей. Это был… ответ праведников прагматикам и торгашам, напоминание о том, что в жизни есть вещи, которые не должны быть предметом торговли, и вообще не подлежат монетаризации.

Я-то праведником не был. И не стал. Но их присутствие в наших рядах – согревало.

За глаза (а иногда и в глаза) мы называли её "наша мать Тереза". В этом была только доля шутки, она – самим фактом своего присутствия - придавала нравственный смысл нашему движению, давала осознание, что в конечном счёте мы делаем что-то хорошее. Это не так самоочевидно, как может показаться на первый взгляд. Война на общественных началах – это эмоциональная взвинченность, это напряжение и нервы, раздоры и ссоры, это взаимные претензии, связанные с неважной координацией. В этой свалке очень легко потерять себя, известись на нервы и истрепать нервы своим единомышленникам. Я-то пытался воевать по правилам, и только сейчас понимаю, что своими попытками ввести какую-то дисциплину в наши нестройные ряды, ещё больше увеличивал сумбур, которого и без меня хватало. Но мы, тем не менее, работали, чего-то добивались и в конце концов чего-то добились – одновременно с этим – путались друг у друга под ногами, ссорились между собой, жаловались друг другу друг на друга… Элеонора Львовна как-то умела нас примирить с тем, что мы – разные. Она делала это… даже не словами, это делал исходящий от неё ареол внутреннего спокойствия, который может дать человеку только незыблемая система внутренних нравственных координат. Помню, как-то раз мы прибежали к ней с Катей с очередными стенаниями, что мы всё делаем не так, что нужно всё делать по-другому. Элеонора Львовна одёрнула нас прямо на пороге, напомнила, что приближается пасха… и мы почему-то сразу успокоились.

Конечно, эта почти безнадёжная война за наш общий жизненный мир измучила её и, кажется, в конце концов смутила её внутренний покой, но - подлая, циничная мысль - на самые страшные полтора года её хватило...

Упорно не желала брать на себя роль командира движения, предпочитая оставаться на вторых ролях. Упорно отказывалась выступать на телевидении. Главный редактор ТВ-2 Виктор Моисеевич Мучник, поддержавший нашу борьбу с самого её начала, долго и безуспешно пытался вытащить её в "Час пик". Помню, что всякий раз, когда он заговаривал об этом, у него появлялся такой огонёк в глазах. Я передавал ей эти просьбы и намёки, а Элеонора Львовна только улыбалась и говорила, что ей было бы жаль Виктора Моисеевича, что от её появления в эфире с ним непременно случится когнитивный диссонанс. Однажды согласилась было пойти на телевизионный поединок с Макаровым, говорила, что хотела бы посмотреть ему в глаза, но потом отказалась. "Никита, вы не представляете, что от меня требуете…". Боже, как раздражала меня эта непреклонность. Помню, как наше светлое воинство дружно отказалось идти на ток-шоу "Своя колокольня", задуманное специально под нас и посвящённое проблемам сохранения исторического центра, всё на том же основании, что приближается пасха. Вот, опять пасха. Так вышло, что Международный день защиты памятников, который мы сделали знаковым для Томска, пересекался с пасхальными праздниками, и это создавало массу проблем – потому что под знамёна сохранения Деревянного Томска готовы были встать и христиане, и атеисты, и либералы, и коммунисты, и консерваторы, и всех их нужно было свести вместе, не задев ничьих чувств и не перессорив между собой. Люди, живущие в не своё время, могут сохранить верность только самим себе. Это даёт им внутренний стержень, но резко понижает их договороспособность. Но отказываясь от себя, мы теряем и то и другое – такая вот апория плохих времён, здесь нужен какой-то третий путь...

"Никита, не переживайте – как-то сказала она – Бог всё расставит по своим местам". Это было очень сильно. Я и сейчас, вспоминая все наши ошибки и ушибы, упущенные возможности, архитектурные и даже человеческие потери, напоминаю себе, что от человека, конечно, кое-что зависит, но никак не может зависеть всё. Могли ли мы тогда быть другими, чем теми, которыми мы были? И когда я говорю себе это, я будто слышу голос Элеоноры Львовны: "Успокойтесь, Никита, Бог всё расставит по своим местам".

А потом – уже после начавшегося восстановления Деревянного Томска - она говорила: «Нам удалось чего-то добиться, потому что мы сумели грамотно сформулировать свою эмоцию и донести её до власти». Она потрясающе умела это делать – грамотно формулировать эмоцию и доносить её до власти. Если не ошибаюсь, в период с 2004-го по 2005 год она выступила на губернаторском областном совете всего три раза. Все эти выступления означали очередной сдвиг в борьбе за Деревянный Томск, вплоть до самого начала восстановительных работ – это не преувеличение, это и в самом деле было так. Мы хорошо понимали, кто у нас главный "формулировщик эмоций" – и когда Элеонора Львовна соглашалась выступить перед губернатором, на Элеонору Львовну работал весь наш актив. Я и Людмила Антощук готовили ей статистику по землеотводам, Лариса Степановна Романова – исторические справки по деревянным зданиям, Женя Нечаев бегал по городу с фотоаппаратом для подготовки презентационных материалов. Шутка ли – Элеонора Львовна перед Крессом выступать собралась…

Впрочем, один раз она выступила без нашей "группы поддержки", и про это нужно рассказать отдельно.

Восстановительные работы на улице Кузнецова готовили полгода, одновременно сдерживая рвущихся на эту улицу строителей. Их начало ознаменовалось трагедией. Буквально за два дня до старта неустановленными лицами был подожжён дом Эдисона Денисова - деревянный дом по ул. Кузнецова, 30. Дом выгорел наполовину. Девушка, снимавшая квартиру на первом этаже с решётками на окнах, и бросившаяся к выходу прямо через пылающий коридор, получила ожоги, несовместимые с жизнью. Жители 12 квартир остались без крова: пожар случился в ночь с пятницу на субботу, и на выходные дни людей просто бросили на пепелище. Мы с Элеонорой Львовной побывали там дважды – один раз после пожара, а второй раз утром в понедельник, и она долго о чём-то разговаривала с погорельцам. Я подошёл к ним. Элеонора Львовна посмотрела на меня, наклонив голову набок, снизу вверх, каким-то странными укоризненным взглядом и сказала: "теперь я всё поняла"

В этот понедельник был совет при губернаторе, на котором должен был утверждаться план реконструкции Кузнецова. В это трудно поверить, если не знать логику административной машины и устройства её внутренних коммуникаций, - пожар на Кузнецова, 30 едва не замолчали. Директор "Томска исторического" Н.П.Закотнов выступал с докладом о средствах, запланированных на реставрацию кузнецовских зданий, и мимоходом сказал, что, возможно, придётся увеличить финансирование из-за того, что один дом недавно сгорел. "Как загорелся дом?" - спросил Кресс. "Изнутри загорелся" - ответил Законтов (дом был подожжён на лестничных площадках первого и второго этажа с применением горючих смесей). "Значит изнутри и подожгли" – буркнул Кресс. "Жители не могли поджечь" - неожиданно сказал Закотнов (сейчас я понимаю, что на эти слова ему потребовалась определённая доля мужества). Кресс помолчал, а потом сказал: "Продолжайте". Закотнов продолжил свой доклад. "У вас всё?" - спросил Кресс. И тут поднялась Элеонора Львовна…

Кажется, Кресс пытался сделать ей замечание, но она каким-то образом оказалась на трибуне вместо Закотнова. Трибуна была большая, а Элеонора Львовна - маленькая. А потом она заговорила - неожиданно высоким слогом, я никогда её такой не видел. Она говорила, что поджог этого дома не может быть расценен иначе как акция устрашения жителей улицы, обнадёженных запланированным ремонтом. Говорила, что поджог спровоцирован неосторожными действиями администрации, и мы все несём за него ответственность. О том, что люди выпрыгивали из окон второго этажа с грудными детьми, что их бросили на произвол судьбы на два выходных дня, она говорила, что сейчас в больнице умирает девушка по имени Татьяна Новосельцева (она несколько раз повторила это: "Запомните это имя – Таня Новосельцева") и завершила свою речь словами: "Нам не нужно от вас такой реставрации, если вы так к людям относитесь" и – сойдя с трибуны, прошествовала к выходу, в мёртвой тишине – маленькая седая женщина с клубком волос, заплетённом на затылке, с надменно поднятой головой…

Через два часа у дома на Кузнецова, 30 собралась половина администрации района, погорельцев начали распределять по маневренным квартирам. По требованию Кресса дом был восстановлен к новому году, а ключи от отремонтированных квартир были вручены жильцам с шампанским и новогодней ёлкой…

…А 23-летняя Таня Новосельцева умерла в больнице через два часа после выступления Элеоноры Львовны.

...Я непростительно мало общался с ней последние два года.

Когда умерла Люда Антощук, она сказала: "Уходит человек, и с ним уходят темы для разговоров…". Всё, что я не успел обсудить с Элеонорой Львовной и что я мог обсудить только с ней, останется во мне навсегда.»

Досье. Э.Л. Львова (1940 - 2014) - томский учёный и общественный деятель. Этнолог, историк, преподаватель Томского госуниверситета. Доцент, кандидат исторических наук. В постсоветские годы научная и общественная деятельность Э.Л. Львовой была связана с городской антропологией, с разработкой и защитой правового статуса коренного населения и национальных меньшинств Томского региона. С 2005 года входила в Совет при губернаторе Томской области по сохранению деревянного зодчества. Являлась членом коллегии департамента культуры Администрации Томской области и членом комиссии по топонимике мэрии Томска.