Олеся Балтусова: «Я опасалась терять свободу, но мы решили, что кто-то должен пойти»

«Хранители Наследия»

Татарстан 2010-х годов – место интересного эксперимента на тему взаимодействия градозащитного сообщества и власти. Одна из лидеров градозащитного движения республики – Олеся Балтусова, начинавшая, как и многие ее коллеги из разных регионов, с пикетов и уличных акций в конце 2000-х, когда безжалостная реконструкция, казалось, вот-вот должна была добить последние остатки исторической Казани, – с октября 2011 года занимает официальный пост помощника Президента Татарстана по вопросам сохранения исторического и культурного наследия региона. С кабинетом, полномочиями и должностными обязанностями. И, естественно, обязательствами.

Для многих общественных деятелей это нелегкий выбор и неоднозначный опыт. Возможно ли сочетать градозащитную деятельность с официальными постами? Как влияют должностные рамки государственной службы на творческую и личностную свободу? Приносит ли в реальности такое сотрудничество пользу сохранению историческому наследию?

Вероятно, в разных регионах ответы на эти вопросы получаются разными. Где-то и сотрудничества никакого нет, есть противостояние. Где-то власти попросту величают градозащитников маргиналами и критиканами. А в ответ слышат обвинения в бескультурье и потакании коммерческим застройщикам. Олеся Балтусова и сама задавала и продолжает задавать себе эти вопросы. И, что самое ценное, говорит откровенно – и об обществе, и о власти, и о ситуации в Казани. И, что еще более ценно, Олеся мыслит не в рамках шаблонной и привычной для многих общественных деятелей схемы «плохая власть всегда неправа – белые и пушистые мы всегда правы».

Поэтому «Хранители Наследия» приглашают читателей как следует подумать над ее ответами на вопросы интернет-портала «Свободная трибуна».

Градозащита и власть

«У меня розовых иллюзий не было, - вспоминает Балтусова начало своей работы в президентских структурах. - Я работала экскурсоводом, журналистом и редактором в журнале «Казань» и не имела карьеристских взглядов никогда, предпочитала расти вглубь. Перед тем, как согласиться на государственную службу, я советовалась со многими людьми. В первую очередь, с нашим обществом охраны памятников. Бесконечно все взвешивала.

Приятно же быть градозащитником в свободной стезе – что считаю нужным, то и говорю, кого считаю виноватым, того ругаю, на кого хочу, на того и пишу обвинительные статьи и открытые письма. В этом смысле градозащитнику по сравнению с чиновником легче. Тот ведь связан должностным регламентом, знает некоторые необщедоступные вещи, знает причины и следствия, не должен говорить какие-то слова – есть свои ограничения, конечно. Я это все понимала, и опасалась терять свободу.

Посоветовавшись, мы решили, что кто-то должен. Предложение от президента так и звучало: «Кто-то должен эту тему вести, бери в свои руки». Невозможно было написать минкульту: «Работайте в этом направлении», или мэру. Надо было, чтобы кто-то за это болел, ходил, всех доставал, ко всем приставал, около каждого памятника дежурил, убеждал в необходимости реставрации собственника, наблюдал этот процесс, был в контакте с каждым собственником, и, если у него проблемы с документами или инженерными сетями, шел в соответствующие инстанции и помогал решать. Мы пришли к выводу, что если есть возможность кого-то от градозащитного сообщества отправить, и раз кредит доверия президент Татарстана нам выдал, то мы меня и делегируем. И я согласилась».

Работа в новой должности началась с того, что Олеся «подготовила большой доклад – градостроительный анализ по состоянию деревянного зодчества в городе, в самом начале работы. Шестого октября 2011 года приступила, а в ноябре уже доклад прозвучал при полном сборе республиканских и городских властей с участием президента. Это было его решение, и по его поручению вся масштабная работа пошла». Президент дал указание республиканским ведомствам приступить к восстановлению семи деревянных домов и четырех музеев, балансировавших на грани гибели. И эту грань они в результате не переступили.

«В государственной системе, - рассказывает Олеся, - у меня друзей и знакомых не было. Я здесь человек абсолютно новый, из другого теста, моя среда – разнообразная неформальная творческая интеллигенция. И встраиваться в режим постоянного напряжения и жесткого графика было непросто. Сложно было научиться писать докладные, служебные записки и прочее. Потому что это сухой, канцелярский язык. А я привыкла работать в художественном публицистическом издании. Но дорогу осилит идущий – и ради дела я осилила».

Интервьюер спрашивает: «Когда вы еще не работали в аппарате президента, а были просто градозащитником, вы были, условно, по одну сторону баррикад, сейчас – вы по другую»... «Сейчас баррикады нет, - отвечает Олеся. - Сегодня нет того градуса противостояния, который мы сами и создавали во время второй волны градозащиты в Казани в 2008 году (первая была в 2000 году). Мы выступаем на общероссийских съездах градозащитников, там Татарстан всегда звучит особенно. У всех вызывает удивление, что у нас общественно-государственное взаимодействие».

Взаимодействие, по словам Балтусовой, имеет рабочие инструменты и площадки: «Члены общества охраны памятников входят в научно-методический совет министерства культуры, градсовет при главном архитекторе и межведомственную рабочую группу при мэре Казани по вопросам нового строительства. Если существует проблема, то мы ее обсуждаем, и рекомендательный характер порой становится обязательным. Президент именно такую задачу и поставил: в зоне внимания необходимо держать всю ситуацию, все контролировать, искать варианты решения проблем, формировать поручения». «Каждый проект нового строительства в центре проходит согласования градсовета при главном архитекторе, межведомственную рабочую группу у мэра и комиссию у президента, часто с выездом на место».

«У нас все достижения главные, - подытоживает Олеся Балтусова.- Потому что все объекты, которые за последние три года находились в работе – они все родные. К каждому из них испытываешь любовь. Я соглашалась на эту непростую работу только ради их спасения».

Дополним, что одна из главных перемен этих лет – то, что сами казанские градозащитники называют «изменением политической воли» республиканского руководства. И это изменение – во многом плод их работы. «Глава республики, - отмечает Олеся Балтусова, - стал ходить пешком по улицам и видеть своими глазами градостроительные ошибки, и все руководители вместе с ним».

И скромно умалчивает здесь, что она первая и провела главу республики пешком по улицам и показала ему градостроительные ошибки.

Градозащита и город

«Реставрация - это долгий процесс: завершены с 2011 года единицы объектов, порядка сотни в процессе», - начинает Олеся краткий отчет о проделанной работе. «У нас всего 552 объекта культурного наследия, 445 комплексов. Все их знаем «по именам», и у всех своя судьба. Деревянные памятники, например. Я о них всегда в первую очередь говорю, потому что это уходящая натура. Их легко могут поджечь и завтра их не станет. Вот мы за них и взялись». «Три с половиной года работы - не так уж много для того объема работ по сохранению наследия, который требуется в республике. По ощущениям – год за два, а по результатам – нужно больше времени. На первый взгляд, мы, конечно, очень много успели, но, находясь внутри, я вижу, что осталось еще... больше половины».

Итак, осенью 2011-го президент Татарстана Рустам Минниханов поручил «Минлесхозу взяться за шесть деревянных домов, Госжилфонду – за один, на Карла Маркса, 56, а также выделить деньги на реставрацию по программе «Мирас» («Наследие» - Ред.) на четыре музея, включая деревянные музеи Ленина и Баратынского. Получается, эти «деревяшки» плюс четыре музея, на которые было выделено более 267 миллионов рублей, и были первоочередными, потому что все находились в аварийном состоянии (в музее Горького потолок лежал на шкафах, например)».

Шесть памятников, что были поручены Минлесхозу, «сделали». Дом на улице Нариманова, 48 (дом Камала) «очень хорошо сделан и готов к проживанию новых жильцов. Пока не решено, что там будет и кто будет жить, но это дело десятое, главное для градозащиты, что он сейчас обогрет и «живой»». У дома на улице Насыри, 10, в котором жил татарский богослов и философ Шихабуддин Марджани, «уже было и крыша провалилась, но реставрация началась вовремя, и все сохранилось родное: и обшивка, и орнаменты, и сруб, и фундамент. Даже удалось противопожарную стену рядом с ним сохранить». «Деревянный дом Дружининой, известный как «чайный домик», купили хорошие люди, которые стопроцентную научную реставрацию делают».

Сегодня, по оценке Балтусовой, деревянная застройка Казани (конечно, та, что уцелела после погрома конца 1990-х – начала 2000-х – Ред.) – «более-менее в безопасности». Идут реставрационные работы в Старо-Татарской слободе: «Реставрация кварталов по улице Насыри, это, конечно, большая заслуга мэра Казани Ильсура Метшина, его команды и префектуры. Они по-хозяйски подошли к территории, с инвесторами хорошо отработали. К Универсиаде все были подтянуты, в еженедельном режиме совещания в городе, в Минкульте. И за три года привели в чувство уже совсем ушедшую на дно «казанскую атлантиду», как мы ее называли. Конечно, и там еще в стадии завершения многие дома. Но в основном усадьбы Кушаевых и Казаковых уже приспособлены под современное использование, там гостиницы и магазины, в доме Сабитовых разместился ресторан национальной кухни».

Дома, расположенные вдоль пяти основных туристических маршрутов, «по которым Рустам Минниханов прошел пешком (с экскурсии по проблемным адресам, проведенной градозащитниками для главы республики, и началось их сотрудничество с властями – Ред.), приведены в порядок, во дворах только еще не очень. А еще есть Адмиралтейская слобода, это не туристический маршрут, но в перспективе может стать таким».

Наметились и позитивные перемены в судьбе старейшего памятника казанской гражданской архитектуры - дома купца Михляева («когда шла сюда работать, я ставила перед собой цель – спасти дом Михляева», - вспоминает Олеся). Для финансирования его реставрации лично президент республики определял инвестора. «Сложность его судьбы в том, - отмечает Олеся Балтусова, - что его невозможно реставрировать, пока не решен вопрос с фабрикой «Адонис», во дворе которой дом оказался в ХХ веке. Фабрика – это режимный объект, там производство, строительную технику туда не загонишь. Кроме того, дом надо реставрировать в комплексе со зданием бывшей церкви Косьмы и Дамиана и соседними, опять же возникают вопросы собственности и доступа ко всем частям здания. Это не быстро. Поручение по консервации есть, скоро начнутся проектные работы, они так же завязаны на решении по всему кварталу. Мы занимаемся им на всех уровнях».

Все вышеперечисленное не означает, конечно, что сохранение наследия стало в Казани беспроблемным. Недавно «Хранители Наследия» рассказывали о борьбе градозащитников за Арские казармы, или Октябрьский городок.  Пока что удалось добиться сохранения только двух строений исторического комплекса, не обладающего охранным статусом.

Не все просто и с охраняемыми объектами. Республиканская программа «Мирас» («Наследие»), по словам Олеси Балтусовой, «к сожалению, утверждена без денег. Так бывает, что программу принимают без финансирования, а потом по годам выделяют на конкретные объекты. С 2011 года финансирование получили объекты: «Дом, в котором в 1841-1845 гг. жил Толстой Лев Николаевич» (основное здание и флигели), «Церковь лютеранская, конец XIX - начало ХХ веков», «Галеевская мечеть, XIX в.», «Медресе, кон. XIX – нач. ХХ вв.» в с.Сатышево Сабинского района, «Комплекс зданий медресе «Губайди», кон. XIX - нач. XX вв.» в д. Байряка Ютазинского района, «Усадьба Баратынского, 1836 г., арх. Петонди Ф.И.», Литературно-мемориальный музей А.М.Горького». Ведется по этой программе и проектирование реставрации объектов «Главный дом усадьбы П.К.Ушкова, сер. XIX в.» в 0Менделеевске, «Дом – усадьба Молостовых второй половины 19 в.» в селе Долгая поляна Тетюшского района».

При этом «следующие объекты ждут более благополучного года, а в этом году по программе не выделено средств. В то же время в этом году продолжается реставрация по Галеевской мечети, по церкви Сошествия Святого духа,

по дому Иоасафа Удалова (подлежал сносу при строительстве автомагистрали, но благодаря усилиям общественности сохранен с перемещением на другой участок – Ред.), по объектам в Болгаре и Свияжске. Программа – не панацея».

Некоторые памятники были искажены или заменены «новоделами» - их предъявили публике в недавнее время. «Их два, - комментирует Олеся, - это новодел на улице Татарстан и пристрой к памятнику на Профсоюзной. Номера «Булгар» снесли в 2008 году, как раз тогда началась новая волна градозащитного движения. Когда в 2011 году президент Татарстана взял в свои руки решение многих проблем по сохранению центра, мы смогли сделать только одно – понизить этажность уже строящихся зданий в этом квартале. Рустам Нургалиевич занял тогда жесткую позицию и ее отстоял, даже в отношении серьезных девелоперов. На Профсоюзной проект согласовали в те же годы, примерно в 2007-м, эксперты в министерстве культуры тогда полагали такое вторжение в тело памятника возможным, затем все изменилось».

Как и в других старинных городах, новая высотная застройка продолжает наносить визуальные раны исторической Казани. О недавно выстроенном 17-этажном здании Балтусова говорит откровенно: «Да, режет глаз. Этот проект утверждался на самом первом после моего назначения совещании с участием президента в ноябре 2011 года. Я была плохо подготовлена, то есть законодательство в сфере охраны памятников знала, а регламенты застройки – нет. Аргументов у меня тогда почти не было, чтобы выступить против, и я сказала, что не поддерживаю проект, так как он давит на центр и на площадь Тукая. Но вся комиссия проголосовала «за».

Три с половиной года спустя аргументы против, по словам Олеси, «озвучивает лично президент Татарстана. Всем уже очевидно, что такие здания нарушают историческое лицо города. Центр Казани – маленький, всего три процента всей территории города. Лицо его нужно обязательно сохранить. Для центральной части города нужно создать особый регламент, Казань давно уже находится в этой правовой коллизии. У нас не утвержден статус исторического поселения для центра города, в разработке находится режим достопримечательных мест, в этом году все должно быть завершено».

Градозащита и городское общество

Нельзя сказать, что Олеся Балтусова склонна восторженно относиться к любому проявлению общественного возмущения. «Давление, - говорит она, - исходит иногда от той общественности, которая еще не вовлеклась в общество охраны памятников и просто не в курсе судьбы объекта – пишут петиции о сохранении домов, которые уже в стадии проектирования (как с домом Михляева получилось)».

«У нас есть вопросы к горожанам, - продолжает Олеся. - Кроме моих вечных вопросов к старшему поколению - где вы были раньше, есть вопросы к новому – о чем вы все думаете. Вместе с Фаридой Забировой (зампредседателя татарстанского ВООПИК – Ред.) мы посещаем вузы и рассказываем студентам о том, что такое градозащитное движение, зачем оно нужно и как решает проблемы в разных городах мира. Складывается ощущение, что многие казанцы, включая студентов, думают, что мы есть, и можно ни о чем не переживать. Но ведь градозащитники где-то работают. Это только для меня так совпало, что это и хобби, и работа. Я счастливый человек. А у других есть основной труд, но при этом они находят в себе силы заботиться о городе. Имеют мужество защищать то, что они любят».

«Мы были в нескольких вузах – в «кульке» (Казанском государственном университете культуры и искусств), в университете (Казанском федеральном университете), в КИСИ (Казанском государственном архитектурно-строительном университете). И там слабый голос с задней парты: «И что, от нас разве что-то зависит?». Это для меня показатель. В такой мы сейчас находимся ситуации, это общая проблема инертности не только в сфере защиты памятников».

Диалоги с горожанами: «Пришли два молодых человека: «У вас тут денег не платят? Мы тогда не будем ходить». Да, платить мы не будем».

«Мне бы очень хотелось хоть в устной форме договориться с кем-нибудь взять на себя миссию смотрителя фасадов. Чтобы человек просто ходил и смотрел, не отвалилась ли от фасада какая-нибудь лепнина, не заляпали ли незаконно рекламой – у нас вот именно это сейчас актуально. Чтобы потом сообщал в полицию, в Минкульт. Записывал, какие проблемы на каком здании. Такой человек очень нужен. А лучше несколько человек…»

Наблюдения за горожанами: «Казань сложно раскачивается, а экспертное сообщество легко раскалывается. Это можно отметить не только в реставрационной среде, но и среди экологов, художников, писателей. Может быть, если бы у нас был какой-то городской общественный совет, они бы стали его активом. Но такого нет, а эти слабые женщины (у нас всегда женщины!) не способны его создать. Я очень надеюсь, что в Казани возникнет лидер мнений, человек или объединение людей, кто будет компетентен и адекватен, кто сделает невозможное».

«У меня есть ощущение, что в Казани начинаются большие перемены в сфере общественной активности, но не в смысле оппозиционной, огульной критики, как во многих российских городах, а именно в конструктивной, рабочей активности. Думаю, что люди готовы, просто пока не могут выстроить схему».

И наконец, гамбургский счет: «Самый частый вопрос, который я слышу: «Где ты была раньше?» Я же переадресовываю его тем, кто меня старше на поколение. Я училась в школе и на первых курсах университета, моя гражданская позиция еще не сформировалась тогда, а где были все они и почему спокойно наблюдали, как старый город превращают в сплошную новодельную застройку? Почему не смогли встать стеной и сберечь хотя бы две деревянные улицы? Хотя бы несколько домов в Суконке, хотя бы четыре стопроцентных исторических квартала в Старо-Татарской слободе? Это вопрос всегда остается без ответа».

«Самое горькое, что мы спасаем остатки былой красоты, самое радостное, что у нас неплохо получается, и в Казани появляются живые, приспособленные к жизни памятники, в которые приятно приходить с детьми и рассказывать, как жили люди раньше».