«Пока ни от одного правительства Москве хорошо не было»

Формулы Алексея Комеча. К 80-летию человека, без которого невыносимо тяжело

«Хранители Наследия»

Сегодня, 8 августа 2016-го, в Государственном институте искусствознания в Москве состоится вечер в честь 80-летия со дня рождения Алексея Ильича Комеча (1936-2007). Ученый, тончайший искусствовед, замечательный руководитель Института искусствознания и ряда крупных научных и издательских проектов, волею судеб и собственной совести он стал в 1990-2000-е годы неформальным, но настоящим лидером общественного движения за сохранение культурного наследия. Мягкий, интеллигентный, безупречно воспитанный – Алексей Ильич умел быть жестким и нелицеприятным в борьбе с посягавшими на наследие. Говорил – без улыбки – истину в лицо федеральному и городскому начальству, коллегам. Он не сдавался и не продавался, он ценил идеалы выше отношений. Он не боялся общественного мнения. Он его делал. Он, собственно, им и был.

И вот в этой ипостаси – его преждевременная кончина особенно болезненна, эта утрата поистине невосполнима. «Незаменимых нет» - это мы все слышали с детства, но никому не удалось заменить Алексея Ильича Комеча на посту лидера нашего общественного движения, общественного служения. И без него невыносимо тяжело. До сих пор, хотя уже прошло без малого 10 лет с его кончины.

А я ведь помню, как приходил, например, в начале 2000-х к министру культуры с каким-нибудь проектом по охране памятников, а он отсылал меня к Комечу: «Обсудите с ним. Мы в этих вопросах на него ориентируемся».

Было на кого ориентироваться.

Вспоминая Алексея Ильича в день его 80-летия, я перечитал его интервью, которое было мною опубликовано в декабре 1999 года в еженедельной газете «Век» - под заголовком «Откуда ненависть к Москве». Уже нет той газеты, и сайт ее канул в Лету, и этот текст Алексея Ильича остался только в старых подшивках.

Боже мой, с той поры минуло 16 с половиной лет, а из слов Комеча, ничего не выбрасывая и не дополняя, можно и сегодня составить - хоть набор лозунгов градозащитного митинга, хоть тезисы для улучшения законодательства, хоть программу реформы национальной системы охраны памятников. Годы проходят, люди уходят, памятники гибнут сотнями - а мы все кружим на месте, ублажаем амбиции начальства и алчность инвесторов, заключаем компромиссы с лоббистами…

Перечитайте чеканные формулы Комеча. «Именно вида древнерусского города в столице терпеть не может власть». «Бытовое отвращение к грязи переносится на эстетические ценности, которые не задумываясь ликвидируются». «Городское управление охраны памятников… пасует и не может не пасовать перед решениями мэра, потому что оно административно ему подчиняется». «Символы собственного триумфа выдаются за символы Москвы». Все это сказано в 1999 году – как будто про наш 2016-й.

«Что нужно делать, чтобы сохранить культурное наследие? Надо хотеть его сохранить», - это уже классика.

А вот эта формула, едва ли не главная: «Правовое пространство, которое как фасад закрывает действительность, а не отражает ее – вот беда» - сколько еще лет мы будем жить по ней?

Впрочем, Алексей Ильич отвечает из 1999-го: «Успех борьбы зависит от нас, от остроты общественного суждения».

В общем, вот это интервью, как оно было опубликовано в прошлом веке. Не на память – а как руководство к действию.

К. Михайлов

«Кто и почему разрушает старинную Москву в наши дни? Проблему обсуждают доктор искусствоведения Алексей КОМЕЧ, директор Государственного института искусствознания, и журналист Константин Михайлов, организатор выставки «Против лома. В защиту культурного наследия Москвы».

-  Алексей Ильич, заканчиваются 90-е годы. Начало десятилетия порождало надежды, новые городские власти обещали возрождать историческую Москву. Очевидно, что надежды не сбылись. Храм Христа Спасителя строится и пропагандируется, десятки подлинных памятников в то же время гибнут. В чем причина? Ведь в мэрии не собрались же какие-то принципиальные враги наследия Что мешает властям беречь старинную Москву? Или что не заставляет ее беречь?

- Проблема в головах наших правителей, в головах архитекторов, в головах обычных жителей, ведь в целом то, что происходит в Москве, публике нравится, это совпадает с массовым представлением о городской цивилизации. Специфика же древнерусских городов — в удивительном соединении пейзажа и городских ансамблей. Зеленые дворы, пространственные паузы всегда существовали в Москве, были видны в любой панораме, сочетались с классицистическими улицами и силуэтами сотен храмов. Сплошного каменного города в нашей истории, кроме Санкт-Петербурга, не было. Именно вида древнерусского города в столице терпеть не может власть. Она хочет убежать от «деревни», убежать от любого признака деревенской жизни, небольшие домики приводят ее в раздражение. В 1920-1930-е годы мы стремились к «престижному» американскому типу города — вертикальному, очень хотелось небоскребов, «манящего простора площадей», как тогда писали, асфальтовых пространств. Но и сейчас господствуют непонимание и нелюбовь к обычному виду московских улиц, если не Нью-Йорк, то Париж или Лондон навязываются в качестве образцов. Парадные набережные, которые для Москвы совершенно нетипичны, строятся и ныне. Можно запросто снести Кадашевскую набережную, и лучшие наши архитекторы — Платонов, Розанов — с удивительной легкостью говорят об «этих домиках», которые надо снести для создания парадного фасада новых корпусов Третьяковской галереи. В основе этих процессов — незнание, непонимание, нелюбовь, а иногда и ненависть к старине. Плюс стремление к евроремонту, желание видеть мрамор, правильные плоскости и линии там, где была грязь и неустроенная жизнь. Бытовое отвращение к грязи переносится на эстетические ценности, которые не задумываясь ликвидируются. Во всем мире поступают иначе. Домики старые стоят, внутри у них все устроено, инженерная структура города устроена. Я много раз задавал вопрос иностранцам: что нужно делать, чтобы сохранить культурное наследие? И они всегда отвечают одно и то же: надо хотеть его сохранить. Как просто — я поразился, думал, мне будут говорить о каких-то сложных законах, процедурах, но в основе лежит желание сохранить — прежде всего.

- Но и у нас это желание не раз провозглашалось.

- Существует разрыв между словом и делом, между нормой и практикой. Сейчас идут параллельно два процесса: снос, который имеет в Москве достаточно массовый характер, и одновременно создание процедур строительной деятельности, режимов заповедных зон, охранных территорий. Если все это соблюдать, никаких конфликтов не будет, но это существует параллельно с проектами, которые абсолютно нарушают эти рекомендации. Юрий Михайлович Лужков, когда ему указали на противоречия московских законодательных актов и практики, так и сказал: «Что ж, там теория, а у нас — практика». Правовое пространство, которое как фасад закрывает действительность, а не отражает ее, — вот беда. Так что причины исчезновения старины оказываются чрезвычайно живучими. Ненависть к Москве, непонимание ее ценностей, несоблюдение правовых процедур в 20-30-е и 90-е годы похожи, как две капли воды. С такой ненавистью, как говорят наши архитекторы о «домиках», я встречался только в журналах 1930-х годов.

- Можно понять непонимание, но откуда ненависть?

- Ненависть, потому что требования сохранять наследие мешают «творчеству». Какие-то «охранщики» требуют сохранения этих «уродов», построек, которые покосились-покривились, когда здесь надо все снести и поставить нечто новое.

- Архитекторы и власть видят в наследии досадное препятствие на своем пути?

- Архитекторы старшего поколения и власти в этом плане едины. В мозгах живы проекты реконструкции 1935 года. Я не хочу выступать против какого-то конкретного городского правительства, пока ни от одного правительства Москве хорошо не было. Мы жили с разными правительствами — с преступными, просто непонимающими — и при всех старались сберечь Москву. Сейчас должен быть принят городской закон об охране памятников, я надеюсь, что этот закон нам поможет. Мы еще не теряем надежды добиться сотрудничества с властью в деле сохранения Москвы как исторического города.

- Я только бы уточнил, что мы никогда не жили с правительством, которое охрану исторического города заявляло бы как свою программную цель.

- Почему? Это вы не правы. Мы даже коммунистов «воспитали» к концу их правления.

- Я не помню, чтобы Гришин или Промыслов говорили, что будут спасать старинную Москву.

- Пик интереса к наследию и пропаганды в его защиту был до 1991 года, в 1986 году на съезде партии было заявлено, что искажение облика Москвы приобрело политический характер. А это было самое высокое, что они могли произнести. Мы и эту власть воспитаем — деваться некуда ни ей, ни нам.

- Вот только что от Москвы к тому времени останется.. Мне кажется что сейчас понятие подлинных ценностей совершенно утрачено, они с легкостью заменяются «новоделами» или чем-то отдаленно похожим Но власти по-прежнему осознают эти постройки как памятники.

- Это правда, здесь видимость гораздо важнее сути. Это связано с непониманием ценности подлинников. Трудно представить себе, чтобы человек, у которого есть этюд Рубенса, пожелал его стереть и нарисовать более яркими красками. Но по отношению к зданиям, пейзажам города — это происходит на каждом шагу. Самый яркий пример — в Столешниковом переулке, домик на углу с Большой Дмитровкой, который попал в яму, сейчас его нет. Это был флигель усадьбы начала XIX века, судьбу которого решал очередной субботний объезд Юрия Михайловича. Юрий Михайлович спросил: это памятник архитектуры? Ему сказали: да. Дом пребывал в неважном техническом состоянии. После чего Юрий Михайлович сказал: снести до основания и построить новый, точно такой же. Стоявший рядом с ним Андрей Сергеевич Демидов, заместитель начальника управления охраны памятников, сказал: «Памятники сносить нельзя. Закон мы нарушаем». Юрий Михайлович недоуменно спросил: «Какой закон?» — «Закон об охране памятников». Юрий Михайлович, подумав, сказал: «Вот вы и нарушаете, а мы улучшаем». Вот сознание! Оно реально существует. Подлинник не ценится, подлинник легко переделывается. Восстановили, не повторив ни в чем, храм Христа Спасителя — ни в технике, ни в декорации фасада, ни в материале, но это обществу преподносится как образец реставрации. И общество привыкает к тому, что созданное заново — подлинник. Созданное заново при реставрации допустимо, но это всегда трагедия. А публике говорится, что это победа. Такие победы развращают, учат эстетической неразборчивости, вседозволенности, презрению правовых процедур. И это заразно, нам даже в Риге приводят примеры рассуждения местных архитекторов, которые говорят: в Москве так можно — почему у нас нельзя?

- Я думаю, что есть грань еще опаснее — новые постройки выдаются за символы Москвы. Посмотрите, везде в новых путеводителях, в городских журналах символы Москвы — это храм Христа Спасителя и Манежная площадь.

- Это символы собственного триумфа, которые выдаются за символы Москвы. Обычная агитация.

- Но люди-то верят. Они начинают Москву соответственно воспринимать.

- Идет развращение народа, не воспитание, а развращение. Но это в стране такая ситуация, она и в федеральном масштабе близка к этому.

- Здесь парадокс. Во многих регионах вообще забыты вопросы охраны памятников, нигде нет на это средств, все разваливается В Москве, наоборот пик активности на почве истории...

- Все можно было бы сделать замечательно, сохранить древности, потихонечку воссоздавать ландшафт Москвы. Все наоборот — происходит гибель ландшафтов Москвы, это даже серьезнее, чем утрата отдельных зданий. В провинции нищета спасает от эстетической агрессии, там денег нет. А в Москве денег много, и все могло бы быть с наследием прекрасно, но получилось, как всегда...

- На что же надеяться?

- Мы должны воспитывать власть в культурном плане и добиваться соблюдения правовых норм. Как быстро пойдет этот процесс, сказать не могу. Например, городское управление охраны памятников отражает многие попытки искажения Москвы — я не хочу его огульно обвинять, но оно пасует и не может не пасовать перед решениями мэра, потому что оно административно ему подчиняется и люди в нынешней ситуации не могут рисковать изгнанием с работы. Успех борьбы зависит от нас, от остроты общественного суждения».

Редакция благодарит Алексея Стригина за помощь в подготовке публикации.  

Фото: сайт Премии имени Алексея Комеча.