Александр Попов: «Деньги госбюджета уходят не на сохранение памятников, а на их уничтожение»
Через 30 лет последние деревянные памятники будут стоять под стеклянным колпаком, считает архитектор-реставратор высшей категории
Сохранение деревянного зодчества, казалось бы, мирная созидательная сфера культуры - превратилась в поле острой, если не сказать, агрессивной дискуссии. Причем бои идут не между застройщиками и градоохранителями, общественностью и чиновниками, а внутри самого профессионального цеха реставраторов. Спорят о методах и технологиях, разрушительных реставрациях, о влиянии ФЗ-44, а также о том, кого в принципе можно допускать к деревянным храмам и постройкам… Предоставляем слово одному из самых известных, профессиональных и принципиальных борцов за наследие – Александру Попову. Он - архитектор, реставратор памятников каменного и деревянного зодчества. Лауреат Государственной премии РСФСР 1991 года в области архитектуры. Аттестован Минкультуры РФ как архитектор-реставратор высшей категории. Советник Российской академии архитектуры и строительных наук. Создатель и руководитель Реставрационного центра в городе Кириллове.
- Александр Владимирович, о бедственном состоянии деревянного наследия мы слышим последние лет 30. Почему ничего не меняется, как вам кажется?
- Почему же? Меняется! Но в худшую сторону. В СССР всё время говорили, что нет денег. В России конца 1990-х и в 2000-е годы они появились, да и сейчас выделяются, только, к сожалению, уходят они не на сохранение памятников, а на их уничтожение. Постоянно об этом говорю. В 1990-е годы разваливались остатки прежней реставрационной системы, а в конце 1990-х – начале 2000-х даже были попытки создать что-то новое. Появились частные реставрационные фирмы, в которые вошли профессионалы из Советского Союза, но их похоронила конкурсная система, насквозь коррумпированная. Началось выдавливание профессионалов, полнейшая деградация систем обучения, разрушение прежних, пусть и устаревших, экономических инструментов и создание новых, не дающих возможности фирмам проводить регулярно и осмысленно реставрационные работы.
Где-то к 2010-м годам стали появляться частные инвесторы, которые вкладывали деньги в реставрацию, но после 2014 года они потянулись в Лондон.… А государственные деньги, как мы знаем, пошли на откаты и уничтожение памятников (уголовные дела подтверждают мою точку зрения).
И это только перечисление основных направлений.
- Каков Ваш прогноз на следующие 30 лет, когда наши потомки будут сочинять очередную Концепцию сохранения деревянного зодчества?
- Думаю, придется последние деревянные памятники ставить в музеи в качестве экспонатов, и вовсе не «под открытым небом», а накрывая стеклянным колпаком с созданием температурно-влажностного режима.
Второе направление – будут создаваться копии, по фотографиям и представлениям потомков, далёкие от реальности. И это будущее уже наступает.
- Считается, что дерево в нашем климате недолговечно, срок службы сруба максимум 200 лет. Так ли это - или дело в отношении и заботе?
- Как-то Алексей Ильич Комеч спросил норвежского коллегу: «Что Вы считаете главным в сохранении наследия?». И тот, не задумываясь, сказал: «Главное – это желание сохранять памятники».
От себя добавлю: чтобы в этом участвовали исключительно профессионалы и для них были бы созданы условия на государственном уровне, а общественность могла бы это контролировать.
Церковь Ильи Пророка (XVIII век) в Цыпинском погосте Вологодской области до и после реставрации под руководством А.В. Попова
- Что Вы считаете наиболее ощутимыми потерями последнего времени?
- Кондопога и Кемь (Карелия), Лядины (Архангельская обл.), Заостровье (Архангельская обл.). Собор в Кеми - это пример того, как существующая система за государственные деньги уничтожила, по моему глубокому убеждению, деревянный памятник Всемирного наследия.
Это огромный храм, трехшатровый, с трапезной 10х10 метров, с двумя приделами, стоящий на берегу Белого моря. Памятник, которым восхищались все исследователи русского деревянного зодчества. Этот памятник – одно из последних моих личных поражений. Если кому-то было не понятно, что Кеми грозит уничтожение, то я это отчётливо понимал. Написал два письма в Минкультуры РФ, дважды выступал на «деревянной» секции министерского методсовета. А результат – Кемского собора больше нет.
Всё это есть в интернете, с цифрами, но всё же я скажу об основных фактах «реставрации» этого памятника.
Конкурс был объявлен примерно на 73 млн. рублей. Выиграла фирма из Санкт-Петербурга, которая никогда не занималась реставрацией деревянной архитектуры, сбросив, кажется, процентов 17. Фирме, которая должна была проводить работы, обещали около 12 млн рублей. Нормального проекта не было. Сроки, как обычно, были нереальные. Материала, необходимого для реставрации, заготовлено не было. Кончилось тем, что фирма, взявшаяся было за «сборку» собора, ушла. Пригласили новую, которая ничего не может, что она, собственно, и подтвердила. В результате имеем то, что имеем. Памятника нет.
А теперь несколько слов вдогонку. Куда девались деньги (73 млн – 12 млн)? Эти деньги пошли на сохранение других памятников?! Что случилось бы, если реставрация была сразу запланирована на 3-4 года? А если бы вместо этих «бизнесменов» пришла бы профессиональная фирма и всё же смогла сохранить этот памятник?
А теперь главное: что, после этого случая всё изменится, и вся реставрация будет идти «по уму»???
- Есть ли примеры удачных реставраций?
- Я, во всяком случае, таких примеров не знаю.
- По заказу Минкультуры РФ разработана Концепция сохранения деревянного зодчества. Верите ли вы в то, что ее принятие способно изменить ситуацию?
- Не верю. На моём веку таких программ было море – результат отрицательный. Шесть прошедших лет показали, что Минкультуры принимает активное участие в уничтожении памятников - почему оно вдруг изменит свою политику? Кстати, я участвовал в нескольких заседаниях на самом высоком уровне, включая два думских. И каков результат?
- Если бы вы были министром культуры, какие бы меры предприняли для сохранения деревянного зодчества?
- Думаю, что этого не случится. А для того, чтобы ситуация изменилась, необходимо провести целый ряд мероприятий, о которых я уже упомянул выше.
- Можно ли в настоящем и будущем времени говорить о российской школе реставрации деревянного зодчества - или это все в прошлом?
- Как я понимаю, реставрационная школа – это когда сегодня существуют высочайшие образцы реставрационных работ. Второе – наличие инструмента для передачи этой реставрационной культуры новому поколению. Третье – востребованность в обществе. Четвёртое – государственные и частные деньги, направленные на эти цели. Пятое – престиж профессии таков, что талантливые молодые люди стремятся получить такую профессию. Эти пункты можно продолжать перечислять. Но ничего этого нет, следовательно, говорить о школе реставрации бессмысленно.
- Какова судьба вашего реставрационного центра в Кириллове?
- В 2008 году в Центре работали 99 человек, и за неполные 10 лет в Кириллове и Ферапонтове Центр восстановил около десяти памятников из перечня особо ценных и стоящих на учёте в ЮНЕСКО. Центр создал музей старинного плотницкого инструмента, на образцах которого учил реставраторов - как из различных регионов России, так и зарубежных специалистов. Сегодня в Центре 15 человек. Образовательная деятельность не ведётся. Заказы есть, это или региональные, или частные заказчики.
- Какие объекты у Вас сейчас в работе?
- В конце прошлого года и начале этого года провели очень интересную работу на пяти памятниках Республики Татарстан. Две церкви XIX-XX веков, две мечети XIX и XX вв., жилой дом XIX века. Сейчас мы ведём в Торжке реставрацию дома 1881г.
- Большой пласт деревянного зодчества – это средовая застройка городов. Есть ли у вас рецепт ее сохранения?
- Для сохранения любых памятников необходима структура, о чём я говорил выше. Такой структуры в Росси сегодня нет.
- Многие яростно критикуют тендерную систему. Что бы вы предложили взамен? Как подбирать честных подрядчиков?
- Тендерная система давным-давно себя изжила. Сегодня это общее место. Насколько я знаю, в мире существуют различные системы. Однако главное – существование настоящей конкуренции. Фирмы выбираются не по принципу, кто больше скинул на аукционе, а кто доказал своей деятельностью, что может проводить работы такого уровня, кто дорожит памятниками и своим именем. Это всё настолько очевидно, что даже неудобно об этом говорить.
- Один из вечных споров реставраторов – полная переборка или условное сохранение с вывешиванием и протезированием, как в Кижах. На чьей вы стороне и есть ли принципиальная разница?
- Каждый памятник уникален, и для каждого необходимо искать свой метод реставрации. Нет одного лекарства от всех болезней.
- Что думаете про норвежский опыт, вы ведь работали там на памятниках, даже и как плотник. Какое у них отношение к деревянным памятникам, каков подход к сохранению? Чему хорошо бы у норвежцев поучиться?
- Я, конечно, не очень хорошо знаю, как организована система охраны памятников в Норвегии. Но могу сказать, что люди там памятники любят и очень ими дорожат. Это очень ощущается в подходах.
Понятно, что есть закон об охране памятников, реставрация осуществляется как на частные, так и на государственные средства. Большую роль играют региональные органы охраны, которые существуют при муниципалитетах. Они принимают решение, что с каким памятником делать, все это – в диалоге и содружестве с собственником, реставратором. То есть вот такой подход у чиновников. Спавните с нашим…
В Норвегии очень сильный контроль за состоянием памятников и работами, которые на них идут. Это делают и чиновники, и общественность. Если что не так – тут же разгромная пресса.
Вот и результат такой системы – в Норвегии сохранены 30 деревянных церквей XI-XII веков… А еще сохраняется такой тип деревянной хозяйственной постройки XIV века, как лофт: внизу там хранили зерно, наверху – утварь. В основном, они в частной собственности и хозяева ими очень дорожат, реставрируют. У одного из них сохранялись даже рабочие инструменты XIV века.
Текст опубликован в журнале "Охраняется государством". № 5, 2018 год
Беседовала Евгения Твардовская
Фото предоставлены Александром Поповым