Полторы комнаты в музее Лермонтова

"В результате реставрации в доме поэта на Малой Молчановке нет практически ни одного подлинного элемента"
«Полторы комнаты» - замечательное эссе Иосифа Бродского, а еще – название будущей квартиры-музея поэта, которую вот уже 10 лет все никак не могут открыть в Санкт-Петербурге в доме Мурузи на Литейном проспекте. Поэт вспоминал, что жил там с отцом и матерью "в полутора комнатах" и писал свои первые стихи "на десяти квадратных метрах, которые были лучшими квадратными метрами в его жизни".
Есть свои полторы комнаты и в судьбе другого великого русского поэта – Михаила Лермонтова. Это скромные антресольные помещения в доме на Малой Молчановке в Москве, где находится ныне его дом-музей. Он был отреставрирован к широко отмечавшемуся недавно 200-летию поэта. Но вот насколько нынешний его облик соответствует подлинному, тому, что видел сам Михаил Юрьевич, когда переехал туда со своей бабушкой?
Архитектор-реставратор Игорь Киселев считает, что так и осталась нераскрытой главная тайна и ценность дома на Молчановке – те самые полторы антресольных комнаты.
Игорь Киселев
Часть 1. Такого в истории реставрации еще не было
В доме Лермонтова в разное время были проведены две полномасштабные реставрации. В процессе обеих - архитекторы забыли отреставрировать полторы антресольных комнаты, включая комнату-мемориал, в которой, предположительно, жил Михаил Юрьевич. Сейчас эти комнаты, со следами перекрытий, первоначальных обоев, оконных и дверных проемов - являются составной частью чердака. И еще забыли восстановить комнату в мезонине, что составляет половину мезонинного этажа. Итого 2.5 комнаты выведены из фактического состава мемориала без объяснений, включая подлинные существующие жилые помещения в антресолях, где реставратору и придумывать особо ничего не нужно: все следы сохранились в лучшем виде.
Последний комплекс работ обошелся казне, т.е. российскому налогоплательщику, в 4.5 млн. руб. В результате этой реставрации в лермонтовском мемориале нет практически ни одного подлинного элемента. Нет даже ни одной детали, запроектированной по аналогии, которая бы соответствовала мемориалу в хронологическом или стилевом отношении. Их научная обоснованность и стилевая адекватность мемориальному периоду вызывают серьезную обеспокоенность не только за этот замечательный музей, но и за судьбу всех реставрируемых отечественных памятников.
Целью настоящей публикации следует считать не запоздалую критику уже состоявшейся работы, а попытку объективного анализа принятых проектных решений, что в какой-то мере может предотвратить те же ошибки на других реставрируемых объектах в будущем. Здесь их оказалось такое количество, что в целом памятник ни в коей мере нельзя считать мемориальным. И даже эклектичным. Пожалуй, результат реставрации можно охарактеризовать как внестилевой бесполый конгломерат разновременных и равнодушных декоративных элементов, главным образом второй половины XX в.
Останавливаться подробно на ошибках экстерьеров я бы не стал по той причине, что там присутствует одна главная методическая оплошность: они, фасады, не имеют никакого отношения к мемориальному периоду. В стилевом облике экстерьеров легко угадывается 1844 год, то есть дата, выходящая за пределы мемориального периода. Впрочем, дата вовсе не угадывается, она подтверждается документально материалами историко-архивных исследований. Во времена Лермонтова-Арсеньевой фасады были другими. Инициатива воссоздания экстерьеров на послелермонтовское время принадлежит авторам первой реставрации 1970-х годов. Возможно, они владели для этого достаточно убедительной аргументацией, логика которой упорно ускользает от возможностей моего понимания. На мой взгляд, воссоздание фасадов и их стилевых характеристик на 1844 год лишено всякого смысла. Однако сегодня придумывать новый вариант фасадов, наиболее соответствующий дате проживания там Михаила Юрьевича, не менее проблематично. Его можно было обосновать материалами натурных исследований во время первой реставрации, сейчас значительная часть их безвозвратно утрачена. Как один из вариантов, я мог бы предложить пока исправить наиболее грубые ошибки (рустовка, вертикальные планки по углам, профилировка карнизов, отсутствие продухов в цоколе, дымовые трубы, размеры и координаты слухового окна, цвет фасадов), а в публикациях и в текстах экскурсоводов честно говорить: фасад поздний, не лермонтовский, 1970-х годов, со стилевой ориентацией на 1840-е гг.
Фото 1. Уличный и боковой фасады. Голубым залиты примерные габариты забытых антресольных и бельэтажных окон. Накладки по углам начали делать в советское время, чтобы скрыть дефекты соединения обшивки смежных фасадов. В начале XIX в. соединения были безупречно подогнаны и в маскировке не нуждались.
Голубыми обоями редкого типа с графическим белым рисунком в доме были оклеены три комнаты - две в антресолях и одна в мезонине. Средняя антресольная комната оклеена розовыми обоями того же рисунка. Потолок голубой. В 1944 интерьеры были оштукатурены, часть штукатурки сохранилась.
Фото 2. Окантованные стены забытой первоначальной комнаты, которые можно наблюдать на чердаке. На левой фотографии хорошо видны фрагменты голубых обоев. На правой фотографии интерьерные стены, оштукатуренные после 1844 г.
На чердаке хорошо видно, что, подняв потолок прихожей, авторы упразднили подлинное первоначальное антресольное помещение, в то же время значительно исказив интерьерное пространство парадной прихожей. Убиты сразу два зайца: искажена изначальная организация пространства прихожей и полностью уничтожена антресольная комната. Скорее всего - по неведению. Нарочно так навредить памятнику совсем не просто. Не хватит воображения.
Паркетная тема в любом мемориале - не только объект тщательного натурного обследования и грамотного проектирования. Это еще и вопрос хорошего вкуса, способности авторов к художественному самоограничению. В 1-й трети XIX в. в домах имущественного уровня, тождественного дому Лермонтова, паркетов могло и не быть. В доме Тургенева на Остоженке изначально паркет был настелен только в гостиной. О паркетах в коридоре, в прихожей или даже в жилой комнате в это время просто не могло быть и речи. В жилых помещениях в Москве стали стелить сосновые щитовые паркеты, начиная примерно с середины XIX в. Даже в коридорах шикарных интерьеров конца XIX в. полы были дощатыми. Это правило. Наверно, были исключения, но я таковых не встречал.
Фото 3. Паркеты.
А. Паркет в гостиной. Дощатый фриз должен повторять контуры печи.
В. Паркет в черной (людской, лакейской, хозяйственной) прихожей. Никакой другой пол во второстепенном помещении для дворни, кроме простейшего дощатого, недопустим.
С. Паркет в коридоре. Этот тип был наиболее распространен в Москве в начале XX в. В начале XIX в. в коридорах настилали только дощатые полы.
Если говорить об общих ошибках, характерных для всех паркетов - это, прежде всего, фризы и плинтусы. Все фризы, как в паркетных, так и в плотницких полах, в начале XIX в. должны быть продольными дощатыми, а не наборными, с поперечной клепкой, как это делали в Москве во второй половине XIX и в XX вв. Плинтусы во всем доме Лермонтова сделаны реставраторами галтельными, в то время как в начале XIX века не было никаких других плинтусов, кроме дощатых. Примененный тип галтельного плинтуса датируется XX веком. Но даже если грамотно запроектировать в доме плинтусы дощатого типа, их должно быть несколько видов: в кладовке или в коридоре плинтус не может быть таким же, как в зале. И, конечно же, угловые продухи, прикрытые поздними металлическими решетками: их в каждой комнате должно быть четыре, а не два, точно по числу углов. Стилевые характеристики собственно паркетов отдаляют их от начала XIX в. на 70-100 лет, т.е. относят их к концу XIX - началу XX вв. За исключением, пожалуй, гостиной, где рисунок паркета приближен к образцам начала XIX в.. Однако примененная фризовая клепка ставит в тупик, эклектически совмещая в одном паркете хронологически несовместимые элементы: рисунок раннего рядового паркета и типологию позднего фриза.
Пол в лестничном помещении бельэтажа типологически тяготеет к английскому и американскому типу Hard Wood Floor. В России XIX и даже XX вв. о существовании такого пола еще не догадывались.
О внутренних карнизах, их формах, пропорциях, соотношении с габаритами комнат о сопряжении их с печами - можно было бы много и интересно говорить, если бы не одно немаловажное обстоятельство. Во времена Лермонтова карнизов, как и штукатурки, в доме не было вообще. Штукатурные элементы появились в интерьерах не ранее 1844 г. Все стены и потолки были изначально декорированы бумагой и бумажными обоями. Потому единственным правильным решением по отделке комнат представляется полное воспроизведение первоначальной мемориальной бумажной отделки интерьерных плоскостей.
Фото 4. Обои в жилых комнатах. Слева голубые обои, которые были поклеены в двух крайних комнатах антресолей и в уличной комнате мезонина. Справа - розовые обои в средней антресольной комнате. Следуя этой логике, другая, утраченная и не восстановленная комната мезонина была оклеена розовыми обоями.
Трудно поверить, что никто из реставраторов даже не попытался восстановить или хотя бы фрагментарно раскрыть подлинные лермонтовские обои. Мы ленивы и нелюбопытны, но реставрацию нашу при этом почему-то называем научной. С чувством законной гордости. Обоями начала XIX в. в доме Лермонтова оклеены все без исключения комнаты. Обоями, которые поддаются стопроцентной реконструкции. В верхней части стен - декоративные бордюры, потолки голубые, а в парадных комнатах по центру потолков - расписные гризайлевые розетки в местах крепления люстр. Для реставратора-профессионала дом Лермонтова с его высочайшими декоративными и художественными характеристиками - это неслыханная удача, подарок судьбы, какой случается обычно один раз за всю нашу долгую творческую жизнь. Это тот самый памятник, реставрация которого должна становиться событием в культурной жизни страны. Мы же предпочитаем плодить по всей стране реставрационных уродцев. Что же с нами все-таки происходит?
Фото 5. Обои в подантресольных комнатах бельэтажа, также с одинаковым рисунком, но различные в цвете. Слева - обои в парадной прихожей. Справа - обои в смежной с прихожей жилой комнате бельэтажа.
Продолжение следует.
Фото: предоставлены Игорем Киселевым
Досье:
Игорь Андреевич Киселев - архитектор-реставратор, автор ряда справочников по реставрационной практике, создатель и куратор музея «Бумажные обои в контексте русской культуры» (США, штат Пенсильвания). Автор проектов реставрации памятников истории и культуры в России и США. При обмерах и обследованиях сносимой исторической застройки Москвы собрал уникальный материал, который в дальнейшем использовал для создания методик датировки существующих и восстановления утраченных элементов памятников архитектуры.