Александр Кононов: Рано или поздно градозащита поглощает тебя целиком

Александр Кононов: Рано или поздно градозащита поглощает тебя целиком

15.01.2016
Александр Кононов: Рано или поздно градозащита поглощает тебя целиком

«Нужно, чтобы охраной памятников заведовал человек, для которого они - жизнь, боль, кровь…»

После выступления на наших страницах руководителя петербургского госоргана охраны памятников более чем логично поговорить с одним из самых авторитетных представителей градозащитного движения северной столицы. Гость нашей рубрики «Персона» - Александр Кононов, заместитель председателя Санкт-Петербургского отделения ВООПИК, кандидат исторических наук, член Совета по сохранению культурного наследия при Правительстве Санкт-Петербурга. На Всероссийском съезде градозащитников в марте 2015 года Александр Кононов избран членом Координационного совета градозащитных организаций России.

- Александр, как Вам кажется, почему так тяжело на российской почве приживается государственно-частное партнерство? Почему желающих инвестировать в наследие немного, а удачных примеров – и того меньше?

- Здесь сложный клубок проблем. С одной стороны, действительно, есть объективные вещи. Будем говорить на примере Петербурга. Такой концентрации культурного наследия, такого количества памятников нет ни в одном другом регионе России. Когда есть 8 тысяч объектов культурного наследия, понятно, что государство - даже суперэффективное и супербогатое - с трудом бы справлялось с таким объемом. Конечно, нужны частные инвестиции.

Но в отличие от западной практики, когда инвестор получает налоговые льготы и преференции, имеет возможность как-то соотнести свои реальные возможности с общеэкономической ситуацией, с требованиями государства и индивидуальными особенностями памятника, у нас этот аспект не развит вообще никак. Инвесторы идут на довольно большие риски. А так как бизнес в значительной степени тоже не очень цивилизован в этой области, то, конечно, попадая в такие условия, где риски и расходы большие, а контроль государства слабый, многие недобросовестные инвесторы пытаются за год-два выжать максимум прибыли, сделать что-то, быстро приносящее деньги - не обращая внимания ни на какие предметы охраны. Самый яркий пример – многочисленные апарт-отели, которые по Петербургу возникают везде, в том числе в самых выдающихся памятниках. Это уже приняло форму эпидемии. Не должно быть такого в принципе. Городу не нужно такое количество апарт-отелей. Это фактически легализованная форма частного жилья в тех зонах, где жилье строить нельзя. И памятники от этого страдают, так как это функция, которая с сохранением плохо сочетается.

Если коротко резюмировать… Надо совершенствовать законодательство, давать налоговые льготы и преференции тем, кто готов добросовестно вкладывать в наследие. Ну, и параллельно должен быть строгий контроль со стороны государства. Пожалуйста, мы обеспечиваем возможность не платить налоги в течение длительного времени, чтобы вы приводили памятник в порядок, но если вы не выполняете своих обязательств, то наказание и меры воздействия также будут серьезными. Сейчас же у нас государство «бегает» вокруг инвестора, который разрушает памятник у всех на глазах, и ничего реально сделать не может, только выписать смешные штрафы. Но ведь если компания получила здание стоимостью в десятки миллионов, то штрафы по сто тысяч - им это как для нас с вами 10 рублей. На них просто внимание никто не обращает. А процедура возвращения, изъятия памятника – это мучительные многолетние суды, и не факт, что государство суд выиграет. Есть печальные примеры, когда инвестор явно разрушает памятник, а суд по иску государственного органа считает, что изымать объект культурного наследия - это чрезмерная мера. И опять инвестор отделывается штрафом.

1471426_original[1].jpg

Например, у нас есть Фонтанка, 145 – здание, где была редакция журнала «Русская старина», памятник регионального значения, который стоит уже несколько лет частичнобез крыши, были пожары, обрушивались перекрытия. Его лет шесть как передали инвестору, который должен был оперативно вывести здание из такого состояния. Инвестор сделал что-то на пять копеек, параллельно снес все дворовые корпуса, полностьюрасчистил территорию, пытался снести лицевой корпус. И только благодаря вмешательству правоохранительных органов и градозащитников, которые останавливали незаконные работы по сносу, удалось лицевой корпус удержать. Потом инвесторы долго и мучительно пытались добиться, чтоб его не включали в госреестр. Но была экспертиза, и все-таки дом включили в реестр. Тогда собственники стали биться за то, чтоб предмет охраны был усечен максимально. В общем, стояли насмерть, чтоб только этот памятник никакой копейки лишней у них не оттянул.

- И все-таки памятником Фонтанка, 145 стала уже после заключения инвестиционного договора? Насколько это справедливо по отношению к инвесторам, как Вам кажется? Способствует ли это привлечению бизнеса к сохранению наследия?

Так бывает нередко, и это тоже особенность Петербурга, где продолжается процесс выявления ценных исторических зданий. Но все не так просто. Надо понимать, что и исторические здания, не имеющие статуса памятника, согласно нашему городскому закону 2009 года о режимах зон охраны, имеют защитные механизмы. Не может быть снесено историческое здание, за исключением специальной процедуры, когда устанавливается крайняя степень аварийности - и в этом случае должен быть воссоздан исторический облик того дома, который был. У нас не может быть изменен облик зданий, выходящих на лицевой фронт улиц, путем надстройки этажей, переделки фасада и проч. И инвестор, приобретая здание, все это знал, но просто рассчитывал на то, что – подумаешь, какая ерунда, мы огородим, повесим фальш-фасад, сделаем заказные формальные технические заключения, что сейчас все упадет. И кстати, как сделали шесть лет назад такие заключения, так никуда здание за это время и не упало. Но дому лучше не становится. Мы бьемся за то, чтоб уже или отобрали, или этого инвестора заставили вернуть дом в работоспособное состояние.

Но в случае «Русской старины» был инвестиционный договор, какие-то хоть зацепки. А если здание-памятник находится в частной собственности не от государства, то есть оно - благоприобретенное от другого собственника, то вообще безумно сложно что-либо сделать.

72034_900[1].jpg

Скажем, у нас есть особняк Веге на Октябрьской набережной с прекрасными интерьерами. Стоит уже много лет. Практически без кровли, все осадки – снег, дождь – все прямо в него попадает. И явно владелец вообще не заинтересован в том, чтобы что-то делать. Наш КГИОП долго выяснял, кому принадлежит особняк, чтобы кому-нибудь можно было предъявить претензии. Выяснили, но это не очень помогло, так как собственник сказал, что будет им заниматься, когда будут средства. Мол, если вы мне можете предложить финансы какие-то в помощь – буду рад. Ну, а у нас по закону все-таки бремя содержания памятника лежит на собственнике и в этом отношении какие-то вялые иски в суд КГИОП пытается подавать. И опять это все оборачивается какими-то смешными штрафами. Один зимний сезон здание стоит открытым, второй… в конце концов становится ясно, что хозяин специально доводит ситуацию до такого состояния, когда все благополучно обрушится и руину снимут с охраны. И есть такие случаи, когда собственник, выждав 10 лет, счастливый и довольный, строит на старом месте билдинг, который все его ожидания окупает многократно. И таких участков очень много. Печальная практика.

- Да, пример красноречивый. А расскажите сразу, что с другими резонансными проектами? Как поживает Апраксин двор, например?

- Как известно, «Главстрой СПб» расстался с этим объектом, так как их проект предусматривал большой объем сноса, а историко-культурная экспертиза показала, что на самом деле практически 60 памятников на этой территории представляют ценность.

948602042[1].jpg

«Главстрой» ушел, пытались найти взамен инвестора с щадящей концепцией, чтобы был баланс между архитектурной и экономической составляющей. Вряд ли это будет один монополист, будет, скорее всего, государственно-частное партнерство. Вся лицевая линия по Садовой – там крепкие собственники, которые не отдадут свою недвижимость, им она выгодна, и с ними нужно договариваться, чтоб они тоже участвовали в процессе софинансирования. В Апраксином дворе можно сделать хорошую многофункциональную зону, это вполне реально.

3e81aca1[1].jpg

Но наиболее громкий проект последнего времени – это, конечно, Конюшенное ведомство. Там ситуация гораздо более тяжелая. После того, как братьев Зингаревичей отодвинули, пока нет ни новой концепции использования, ни конкретных инвесторов, которые могли бы войти в проект. А ведь все это нужно делать быстро, учитывая состояние объекта. Надеемся, в 2016 году все составляющие удастся объединить. Город в одиночку не потянет. Но город обязательно должен там участвовать, так как в Конюшенном ведомстве можно сделать замечательное общественное пространство. Собственно, весь конфликт и был из-за того, что Северную галерею с прекрасными интерьерами тупо хотели разбить на два этажа и перегородить клетушками апартаментов. А ведь эти интерьеры должны жить какой-то креативной жизнью, как музейное пространство, выставочное… Надо что-то предлагать, чтобы баланс между экономической составляющей и сохранением памятника оказался дееспособным.

197007_cover.jpg.1050x700_q100_crop_upscale[1].jpg

Ну, и самый болезненный сегодня объект, историю которого, по-моему, все уже выучили наизусть – это Блокадная подстанция, на месте которой «Группа ЛСР» хочет построить шестиэтажный апарт-отель. Казалось бы, год 70-летия Победы. Очевидная дата в истории блокадного города – пуск трамвая, благодаря этой подстанции, 8 марта 1942 года. И эта дата есть во всех книжках. Есть мемориальная доска на самой Блокадной подстанции, это не градозащитники придумали. Но… «Группа ЛСР» сделала все, чтобы сказать, что это преувеличено и выдумано. И ведет мощную агитационную кампанию, что на самом деле подстанций была масса, мол, зачем прицепились к нашей, а доску мемориальную мы вам потом повесим на отеле.

Сейчас гендиректор «ЛСР» – наш бывший вице-губернатор по строительству. Они сначала работали еще в администрации на то, чтобы этот проект запустить. Тогдашний наш председатель комитета по инвестициям Максим Соколов – ныне федеральный министр транспорта - до прихода на госслужбу был руководителем компании Royal Gardens Hotel, которая разработала проект реконструкции. А изначально это вообще была «Корпорация С» – Сопромадзе, Соколов, Сергиенко. Василий Сопромадзе сейчас в Лондоне благополучно существует. А Royal Gardens Hotel – осколок его девелоперской империи. Сейчас чиновники и бизнес продолжают продвигать остаточные проекты, «Группа ЛСР» фактически купила Royal Gardens Hotel вместе с этим проектом.

За «Группой ЛСР» стоят еще один наш бывший вице-губернатор – Юрий Молчанов и его сын, бывший одно время сенатором, а теперь председатель Совета директоров «Группы ЛСР» – Андрей Молчанов. Так что у них семейный стройбизнес, целый блок строительных структур, в том числе компания «Возрождение». Они налогоплательщики номер один в Санкт-Петербурге. И в случае с Блокадной подстанцией «ЛСР» фактически шантажируют администрацию, утверждая, что город будет им должен 400 миллионов.

Нынешний председатель КГИОП работает в тесном контакте с «ЛСР» и не предпринимает шагов, чтобы включить Блокадную подстанцию в Реестр. А это можно было бы при желании уже сделать давно и давно определить предмет охраны.

Но даже если бы Блокадная подстанция и не была никаким памятником, там охранная зона – Михайловский замок в двух шагах - и строить по закону нельзя. Хотя «ЛСР» утверждает, что якобы и не будут строить, а будут реконструировать. А в процессе такой «реконструкции» мемориальное здание снесут. Вот так.

- Да, сложилась довольно репрезентативная картина. И понятно, что одним из ключевых действующих лиц здесь является КГИОП. Как бы Вы оценили позицию ведомства в этих конфликтах и как складываются его отношения с градозащитниками?

- Противоречиво. Конечно, надо понимать, что КГИОП – большая организация с большим коллективом специалистов и окрашивать всех какой-то одной краской неправильно. Многие болеют за свое дело и делают максимум в рамках заданных возможностей.

Но в целом КГИОП – далеко не главный Комитет даже в таком городе, как Санкт-Петербург. В плане административных решений он подчинен вице-губернатору по строительству, в ведении которого находятся стройки, все вопросы развития территорий. То есть уже в этом заложено некое объективное противоречие. И хорошо, если вице-губернатор по строительству оказывается более-менее деликатным в плане наследия. А вот когда был печальной памяти Роман Филимонов, то даже в разговоре с ним было видно, что для него эти приоритеты наследия – слова, за которыми никаких смыслов не стоит. Все было направлено на максимальную реализацию задач стройкомплекса. А культурное наследие, как считалось, только мешает, болтается под ногами.

И здесь велика ответственность и важна роль председателя КГИОП – его административный вес и болеющее за дело сердце. Нельзя, чтоб на этом месте был холодный равнодушный чиновник. Нужно, чтобы был человек, для которого это все - жизнь, боль, кровь. А не так, что сегодня я руковожу памятниками, завтра финансами, потом промышленностью.

За последние годы было несколько руководителей Комитета. И был, в том числе, Александр Макаров – генерал ФСБ, который, казалось бы, на первый взгляд, к этим вопросам не подготовлен ни с какой стороны. Ну, он, конечно же, решал в первую очередь некоторые антикоррупционные задачи, отрезая «щупальца», которые проросли в Комитете.И хотя ему не хватало профильного образования и опыта, было видно, что он человек неравнодушный. Если какой-то объект разрушают или хотят воткнуть «стекляху» – он воспринимал это остро. Иногда он не очень дипломатично пытался вмешиваться, но было ощущение, что Комитет как-то реагирует и борется. Этого я не могу сказать, к сожалению, о нынешнем председателе – Сергее Владимировиче Макарове. Нет ощущения, что человек будет биться до последнего за памятники. Он - человек молодой, проработавший всю жизнь в Смольном. Он вяло и слабо идет на контакты с общественными экспертными и градозащитными организациями, которые в Петербурге традиционно активны. Хотя понятно, что никакой Комитет со штатом в сто человек не справится с таким огромным хозяйством, если не будет опираться на общественность. А тема градозащиты и сохранения наследия в Петербурге всегда была приоритетна. Есть огромное количество интеллигенции – архитекторов, реставраторов, которые всегда, без всякой оплаты, старались помогать Комитету. И мне кажется, что вот эти механизмы могли бы быть отлажены и четко функционировать, но… никто этим по-настоящему не занимается. Говорят, что – вот, у нас же есть Совет по наследию. Но забывают, что Совет, особенно после прошлогодней «реформы», включает во многом уважаемых руководителей музеев и других учреждений культуры, которые редко реально занимаются практической работой по сохранению наследия. И наоборот, костяк активный – постепенно сокращается. Просто даже в силу возраста многие уходят. А подпитки новыми специалистами нет. То есть при всем уважении, одного только Совета недостаточно. Тем более что Комитет взял на вооружение такие формы, которые работают не на благо.

- Какие же, например?

- Все вопросы сегодня КГИОП любит решать кулуарно. Видимо, чтобы ускорить процесс. Но ведь это только кажется, что выходит быстрее. Потому что потом вылезают такие проблемы, такие скандалы из всего этого, что и КГИОПу нехорошо, и всем вовлеченным в процесс. Вот, с января 2015 года – действуют новые правила выявления памятников. Ведь можно было бы отладить процедуру очень четко. В Заксобрание были направлены наши инициативы, но КГИОП предложил свою концепцию выявления и ни одного из сторонних предложений не взял в работу.

И теперь собирается комиссия, где заседают 9-10 чиновников самого Комитета. Плюс в лучшем случае они зовут одного эксперта со стороны, может,из Совета по наследию. Как они там вопросы рассматривают, какими материалами оперируют? Неизвестно. Черный ящик. Только видно, что на 9/10 заявок, что туда подаются – идет отказ, отказ, отказ, якобы «нет ценности». Процедура абсолютно не прозрачная. На заседания даже заявителей не приглашают, не говоря уже о специалистах и СМИ.

Мне представляется, что если Комитет продолжит двигаться по пути абсолютной непубличности, закрытости, то он зайдет в тупик. Наоборот, должны быть максимальная открытость и гласность.

Сейчас, спасибо федеральному законодательству, обязали вывешивать экспертизы на сайте. А ведь у Комитета долгое время не было вообще сайта. Так вот, после серии мучений, с октября 2015 года начали вывешивать экспертизы. И это уже огромный шаг вперед. Раньше – приходят в Комитет какие-то документы, никто об этом не знает, и Комитет делает все, чтоб никто и не узнал. Теперь хоть видно, кто, что, по каким объектам сделал и что рекомендовал. Это важный контролирующий механизм.

Казалось бы, что КГИОП заинтересован в том, чтобы все это развивалось и идеально работало. Однако Комитет наоборот ищет возможности обойти открытость.

Например. Для обычных домов в Петербурге есть служба Стройнадзора, информация о каждом выданном разрешении на строительство вывешивается на сайте, видно адрес, кто заявитель, какие работы, с какого числа. Информация доступна любому горожанину. Все это прекрасно работает, но… только не для памятников, для которых, казалось бы, наоборот, все это особенно актуально. Здесь все засекречено. Нигде, ни на каком сайте, несмотря на призывы общественности, КГИОП не хочет размещать информацию, что такому-то пользователю выдано разрешение на такой-то объект. Ну, можно было бы по примеру Стройнадзора выстроить систему. Мы жаловались-жаловались… Когда руководству города это надоело, все-таки председателю КГИОП, видимо, сказали, что публикуйте же, все наконец, они стали вывешивать информацию, но - совершенно фантастическим образом. Раз в неделю дают сводку адресов, без указаний, что разрешено, кому и когда. Это нацелено на то, чтобы не нести никакой ответственности за принимаемые решения. В этом темном ящике может крутиться что угодно. А потом мы удивляемся результатам. Вот возьмем Конюшенное ведомство. Если бы была сразу опубликована информация, когда только-только историко-культурная экспертиза поступила в Комитет! А получается, что даже Совет по наследию узнал о том, что там предполагается, когда полностью все документы были согласованы и все разрешения были выданы.

Так не должно происходить. Инвестор потом говорит: «Как же так, вы же сами выдали и разрешили!» Ну, сами выдали, сами и отозвали…

Чем больше будет публичности в таких важных вещах, как приспособление памятников, включение и исключение из Реестра, всем проще будет – и чиновникам, и инвесторам, и общественности.

- Конечно, в Петербурге много проблем, но по сравнению с другими городами между структурами власти и общества идет хоть какой-то диалог, и власть работает с оглядкой на наследие. Скажем, при губернаторе естьупомянутый Вами Совет по сохранению наследия, что, в общем-то, не так часто встречается. В Москве, например, мэрия категорически отказывается создавать что-то подобное. Как Вам кажется, это полезная практика, стоит ли ее распространять на другие регионы?

- Это палка о двух концах. Можно ее и эффективно использовать, а можно в декоративных целях, когда администрация скажет – вот, у нас есть Совет, там специалисты, а общественники все – демагоги. Если местная администрация считает, что ей полезно иметь обратную связь, то Совет будет работать и играть свою роль. Если же, как в Нижнем Новгороде, по рассказам коллег, нет вообще никаких точек соприкосновения с властью, администрация их воспринимает просто как врагов, то такая структура будет подобрана по принципу профанации.

Нигде, кроме Петербурга, не прописано, что такой Совет должен быть, и вообще играет какую-то роль в системе работы с памятниками. А было бы неплохо, чтобы законодательно на федеральном уровне рамочные вещи по Советам были определены, а на местах уже бы дорабатывались детали.

Но, справедливости ради, надо сказать, что в Петербурге есть еще одна форма общения активистов с руководством города: раз в три-четыре месяца проходят наши встречи с губернатором, ещё чаще с профильным вице-губернатором. Так повелось еще со времен Валентины Матвиенко, а возникли такие регулярные совещания благодаря посредничеству Александра Сокурова.

- В нашем разговоре уже неоднократно говорилось, что для петербуржцев тема наследия всегда звучала и всегда была важна. В какой момент возникло активное градозащитное движение?

- Понятно, что в советское время заметную роль играл ВООПИК. И, кстати, до 2010 года наш петербургский ВООПИК сохранял право на согласование проектов. Мы согласовывали Генплан 2005 года, 820-й закон в 2009 году. Не могу сказать, что жалею, что мы утратили право на согласование проектов, мы его возмещаем на уровне других форм. Но все равно здесь «первая скрипка» должна быть за государством, которое наделено функциями и ответственностью, которые никто никогда с государства не снимет.

Так вот, вскоре после того, как стала губернатором Валентина Матвиенко, было ощущение, что срочно надо что-то делать. Был очень жестокий натиск строительного бизнеса на город. И было полное ощущение, что вот сейчас, вслед за Москвой, мы очень быстро пройдем тот путь, в конце которого останутся отдельные кусочки, а единого исторического градостроительного ансамбля центра не будет. Да, никуда не исчезнут Исаакиевский собор и Петропавловская крепость, но они будут перемежаться новыми абсолютно не согласующимися зданиями. И грань эта была очень близко.

И вот все совпало: конец 2006 года,когда уже на Невском стали сносить дома, возник «Живой город» как молодежный протест, появился проект Охта-центра, который окончательно показал весь ужас, когда уже рядом со Смольным в пятистах метрах замаячила огромная башня. Тогда уже поднялись все, кто мог и кто не мог.

А в ВООПИКе петербургском были перевыборы как раз в начале 2007 года, старшее поколение в преклонном возрасте само бросило клич, что, мол, нету сил тянуть, нужны молодые энергичные люди. И много пришло людей без опыта, но с желанием что-то делать. Меня тогда выбрали в Совет городского отделения, потом в замы председателя, и через три года я попал в Совет по сохранению наследия. Недавно я еще стал членом Градсовета, так как архитекторы тоже ищут сотрудничества с движением за сохранение наследия.

В тот момент пришлось приложить много усилий, чтобы наследие реально оказалось и для людей, и для СМИ - в топе главных тем. В начале 2007 года – попасть на ТВ с сюжетом про снос дома было невозможно: да кому это будет интересно, считали редакторы. В лучшем случае - маленькая заметка в газете на последней странице. Спасибо нашим журналистам и активистам, что они тему вывели в повестку, которая теперь любого чиновника затрагивает. Это мобилизовало. Сотый канал сделал телемарафон, посвященный сохранению наследия. Сейчас, кстати, Сотый прекратил свое существование. Закрыли три газеты городских, в том числе старейшие - «Вечерний Петербург», «Смена», «Невское время». Происходит драматическая трансформация на рынке СМИ. И мы пытаемся действовать уже в новой реальности.

Сейчас важной темой является уже всероссийская координация градозащитников. Проблемы-то у всех общие, так как федеральный закон общий. И вот это объединение, которое началось робкими шажками три года назад, очень важно: и в плане передачи опыта, и совместно влияния на Минкультуры и профильный комитет в Госдуме.

- Зачем в Петербурге несколько градозащитных организаций? Как Вам кажется, это полезно для дела или лучше,чтобы была одна структура?

- Хорошо, когда организаций несколько и есть палитра мнений. Традиционно если есть одна структура, то чиновники стремятся взять ее под контроль – включают ее представителей в советы, привлекают к обсуждениям, как-то инкорпорируют. И в результате когда возникает спорная ситуация, очень легко эту единственную организацию нейтрализовать, сказав - вы же сами участвовали, сами были в рабочих группах и на совещаниях.

Поэтому мне нравится питерский формат. У нас есть радикальные коллеги, которые идут и говорят: нет, это неправильно, пусть ВООПИК и «Живой город» согласны и участвовали, мы – нет. Были ситуации, которые можно расценивать и как негативные расколы. Известная группа ЭРА, она совсем небольшая, но одно время активно вносила в градозащитное движение негатив, утверждая, что только они непродажные и пиара не ищут. Но даже это - все равно меньшее зло, все равно есть спектр мнений, который удерживает проблему на плаву и не дает ее забыть.

И главное, надо понимать, что людей в градозащите обычно немного, а проблем очень много. И когда есть несколько организаций, то у человека есть выбор – с кем ему комфортнее работать, в какой компании он раскроется полнее и окажется полезнее. То есть человек не уйдет из градозащиты, а подберет что-то под свой формат. И это важно.

У каждой организации есть своя сильная сторона, которая делает ее в определенной области лидером. Сильная сторона отделения ВООПИК в том, что есть мощный экспертный пул и потенциал. «Живой город» и другие не могут сказать, что – вот, мы уже 30-40 лет этим занимаемся. Но у «Живого города» другое достоинство – молодая энергия, уличная активность - митинги, пикеты, флэшмобы.

А потому неважно, сколько градозащитных организаций, главное, чтоб каждая приносила свою пользу.

- Сейчас многие политические партии используют тему сохранения наследия в своей деятельности, а также стараются привлечь градозащитников в свои ряды. Как вы оцениваете перспективы и политизации градозащиты? Какие здесь опасности?

- У нас партийный депутатский корпус, хотим мы этого или нет. Так функционирует наша выборная система. Работая с Заксобранием, с конкретными депутатами, которые занимаются проблемами градостроительства и наследия, мы все равно неизбежно работаем с партиями. Хорошо, что у нас от большинства партий есть некий выбор. Ковалев – состоит в «Справедливой России», Вишневский – в «Яблоке», есть дружественные нам депутаты от коммунистов и «Единой России».

Но все-таки движение за сохранение наследия – не политическое. И должно сотрудничать со всеми силами, которые готовы адекватно работать на пользу дела.Мы стараемся в Петербурге поддерживать нейтральные контакты со всеми политическими партиями. Но еще более эффективным нам представляется взаимодействие с федеральными официальными структурами.

Еще идет много споров о том, должен ли градозащитник превращать свою волонтерскую деятельность в службу, заниматься градозащитой как работой. Я считаю, что нужно в меру возможностей реализовывать сценарий, когда создается профессиональная структура, которая бы обеспечивала себя финансово, выступала как юридическое лицо в суде и в контактах с госорганами, с застройщиками. Мы стремимся и к созданию полноценного общественного мониторингового центра, который мог бы отслеживать ситуацию в городе с объектами культурного наследия, иметь информационную сеть постоянного получения оперативной информации и реагирования.

Кроме того три с половиной года назад мы основали Экспертный центр по вопросам охраны памятников истории и культуры, где делаем историко-культурные исследования, экспертизы. Там работают некоторые наши активисты - на профессиональной основе. То есть они обеспечивают себя материально, и в то же время имеют возможность заниматься ненормированной многогранной деятельностью. Центр инициирован ВООПИКом, но формально самостоятелен.

- Будут обвинять в «заказных экспертизах».

- Недобросовестные застройщики нас и раньше обвиняли. Так что в этом отношении ситуация не поменялась. Но мы открыты, в отличие от КГИОП - мы публичны. Все, что мы делаем – делаем в сопровождении СМИ. Если беремся за какой-то объект, заявляем, что начинаем независимую экспертизу. Или сообщаем, что - вот, уже экспертизу подали. Публичность - это огромная возможность обезопасить себя от ложных обвинений.

А в недружелюбной атмосфере все равно обвинения гуляют по любым поводам. Мы идем по золотой середине. Иногда делаем и бюджетные экспертизы, которые КГИОП выставляет на конкурс. Смотрим объекты, которые под серьезной угрозой и если знаем, что кто-то на них положил глаз, занимаемся такими объектами, по которым уже есть наработки. Допустим, территория бывшего Вагонмаша - с печальной судьбой, предприятие ушло, и сегодня жилой квартал строится прямо на территории, зачищая исторические куски. Этой темой ВООПИК занимался еще в конце 1980-х, тогда многие объекты сделали выявленными. А мы сейчас пишем историко-культурные экспертизы и по новому законодательству стараемся начатую работу довести до конца.

Так что не получается и где-то работать с 9-00 до 18-00, и урывками заниматься градозащитой. Рано или поздно эта деятельность поглощает твоё рабочее время целиком.

Беседовала Евгения Твардовская

Фото: http://era-group.livejournal.com/378090.html, www.metronews.ru

 

Возврат к списку