Федерика Росси: Сознание народа сильнее законов о наследии

Систему охраны памятников нельзя строить на экономических расчетах, считает итальянский эксперт

Федерика Росси – историк архитектуры, искусствовед и – настоящая «итальянка в России». Она жила и училась в Москве с 12 лет и впоследствии сохранила самую живую связь с нашей страной. На ее счету – две книги об архитекторе Николае Львове, а также большой труд «Италия-Россия: тысяча лет архитектуры», написанный в соавторстве с Дмитрием Швидковским и Андреем Баталовым. Сегодня Федерика – приглашенный профессор МАрхИ и научный сотрудник немецкого Института искусств во Флоренции. Федерика Росси всегда живет на несколько стран, и для нашего сайта она – просто бесценный собеседник: обладающий панорамным взглядом на ситуацию с историческими памятниками в разных государствах и при этом любящий российское наследие.

- Федерика, продолжаете ли Вы изучение личности и творчества русского архитектора Николая Львова?

- О Николае Львове у меня уже вышли две книги, и я решила взять небольшую паузу. Сейчас я активно занимаюсь Пиранези и его связями с Россией. Дело в том, что именно русский меценат Шувалов финансировал публикацию гравюр Пиранези, и сама Екатерина Великая с нетерпением ждала выпуск очередной серии гравюр итальянского мастера. Личность Пиранези настолько масштабна, что связи с Россией прослеживаются даже в советский период. Ну, а уж для охраны наследия этот человек сделал больше, чем все мэры Рима вместе взятые. Гравюры Пиранези с видами Рима настолько впечатлили людей, что они устремились в Италию, чтобы увидеть именно эти пейзажи, увидеть город таким, каким запечатлел его Пиранези. На Рим стали смотреть его глазами.

Скажем, если мы посмотрим на пирамиду Цестия, то увидим, что сама по себе она небольшая, но если мы взглянем на нее на гравюре Пиранези...

Через «призму» гравюр Пиранези Рим в восприятии остального мира стал городом величественным и великим. Пиранези, говоря современным языком, сделал пиар Риму, обеспечил туда приток людей и этой публичностью во многом обезопасил от разрушения его канонические панорамы.

- История, в чем-то созвучная «Альбомам…» Матвея Казакова. Однако многие здания, отмеченные в них русским архитектором как выдающиеся, были снесены в Москве уже в наше время.

- У Москвы, конечно же, другая история, один только 1812 год чего стоил. Но и в принципе «Альбомы…» Казакова не столь широко известны. А что плохо знают, то и уходит быстрее всего.

Чтобы сохранять наследие, надо, чтобы люди его ценили. И именно от своих русских знакомых, даже людей образованных и культурных, я часто слышу: «Да какое там наследие, у нас и сохранять-то нечего. Природа - да, у нас хорошая. Но в плане архитектуры – ничего особенного». Это совсем не так, и это слышать очень больно, печально, и сохранению наследия это не помогает, как Вы понимаете.

- Это какая-то установка в обществе, как считаете? В Италии такого нет?

- У нас в Италии есть понятие, которое даже не имеет адекватного перевода на русский: сampanilismo, от слова сampana - колокол. В каждом городке был свой колокол, и campanilismoозначает внутреннюю привязку к этому колоколу, связь с чем-то пусть и небольшим, но своим и родным. И вот именно это помогает в Италии сохранять наследие. Люди горды, что родились в определенном месте, что там есть пусть даже небольшие, но столь дорогие их сердцу домики или парк, и не приходит в голову никому уничтожать то, чем любят и гордятся.

Вот в этом плане в России, конечно, нужно проделать большую работу.

- Вы – приглашенный профессор МАрхИ. Скажите, современные студенты осознают ценность и значение исторического наследия, как Вам кажется?

- Я читаю лекции о наследии, в основном итальянском, и внимание и интерес значительны. Я знаю, что студенты проходят углубленный курс истории архитектуры. Также есть хорошая программа, по которой они делают 3D-модели памятников, которые не были осуществлены. И это замечательно, так как заставляет мыслить, как мыслили большие мастера, то есть при проектировании студенты уже идут вслед за высокими образцами.

- Это конечно, отрадно. Но почему так немного примеров хорошей современной архитектуры?

- Я не совсем согласна. Есть замечательные современные архитекторы и классные образцы современных зданий. Но как правило нет диалога между такой качественной архитектурой и современной рядовой застройкой. То есть в спальных районах с высотками как правило не возводят новых шедевров. Вот в этом проблема, конечно. Но это не только в России, это во всем мире такая ситуация.

- Мы говорили о разных установках в итальянском и российском обществах относительно наследия. Странно, что это так, ведь как раз у русской и итальянской архитектуры - столько общего, чему Вы посвятили целую книгу в соавторстве с Дмитрием Швидковским и Андреем Баталовым «Италия-Россия: тысяча лет архитектуры».

- Да, но это не всегда так, например после Второй мировой войны, когда в СССР были огромные разрушения, все-таки было принято решение реставрировать выдающиеся архитектурные объекты - например, императорские дворцы под Санкт-Петербургом. Такого же курса на реставрацию и восстановление придерживалась и Италия. А, например, в Германии многое решили не воссоздавать то, что было до войны, а строить заново и делать новое.

Говорить о наследии России и его сохранении всегда сложно. Хотя бы потому, что страна большая и аспектов проблемы – множество. Чисто структурно я вижу две ключевые проблемы: большое количество объектов деревянного зодчества, а ведь его сохранение многократно сложнее и дороже, чем, скажем, каменных зданий в Италии. Вторая проблема – это ценный конструктивизм. Но, как известно, постройки конструктивизма в силу технологии своего строительства трудно сохраняются. Вот это такие два ценных блока, с которыми особенно трудно справиться. Но идет поиск путей сохранения.

Музей Кижи собрал образцы деревянного зодчества со всего Севера России, получилась такая сборная солянка. Чисто исторически - это странно, так как лучше памятник смотреть, конечно же, в изначальном контексте. Но был ли на тот момент другой эффективный выход? Иногда приходится идти на ущерб, чтобы избежать еще большего ущерба.

Плюс, конечно же, осложняют ситуацию климатические условия России, сильные перепады температур, снег и дожди – все это плохо влияет на сохранность исторических зданий.

Утрат много, создать эффективную систему сохранения сложно, тем более на таком большом пространстве, на котором и не всегда знаешь, что где стоит. Поэтому я считаю просто бесценной работу Института искусствознания над Сводом памятников. Фиксация того, что осталось – это первоочередная задача. Понять, что есть, затем – выбрать способы сохранения, третье уже – валоризация памятников.

- Какое место здесь занимает законодательство о наследии и есть ли в Италии закон о наследии?

- В Италии сохранению сильно помогает сознание, которое у людей традиционно. Оно сильнее законов или, точнее, без такого сознания не было бы и закона.

Но вообще Италия – первая страна, где родились законы о наследии. И это было еще в эпоху Ренессанса. Они появились в Риме в Папском государстве. Там были античные артефакты и возникла потребность в их сохранении, особенно с наступлением эпохи Возрождения. И в числе первых о том, что нельзя разрушать историческое наследие, высказался Рафаэль. Он вместе с Балдассаррем Кастильоне написал письмо Папе Римскому Лео X и предложил остановить разрушение исторических памятников, а также предложил сделать визуальный обзор древнего города, чтобы описать все предметы старины организованным способом.

Но и средневековая Италия думала про то, что есть вещи, которые надо регулировать. В 1162 году был издан указ о том, что в случае, если кто-то повредит колонну Траяна, то будет предан смертной казни. Такого уровня строгости законы о наследии сегодня не достигают.

Единый закон о наследии в Италии появился сравнительно недавно. Страна объединилась в 1861 году, и долгое время работали местные законы. Причем в разных регионах были серьезные отличия в подходах. Скажем, на севере, в Пьемонте, законы были наиболее мягкими, в Риме и в Тоскане – самые строгие. Но именно там больше всего памятников и сохранилось. Так что, где работает закон – там и сохранение эффективно. То есть история доказывает, что законы помогают, конечно.

В Англии, где таких сильных законов нет, были разрушены такие объекты, снос которых в Италии представить просто невозможно.

Но и здесь опять-таки законы и их строгость отражают господствующее общественное мнение. Вот в XVIII веке Испанское королевство включало и Неаполь. Как раз велись раскопки Помпеи и Эрколано. Неаполитанский король там строго запрещал экспорт предметов, хищения и воровство карались и проч. Тот же король – но уже в Испании – вел себя совершенно по-другому, там не было таких законов. О чем это говорит? Это говорит о том, что общественное мнение в Неаполе не позволяло ему не обращать внимания на проблему наследия. В Испании же ситуация была другой.

- Валоризация наследия чаще всего предполагает приспособление памятника к современному использованию. Какие подходы выработаны в Италии?

Особенность Италии – в том, что продолжительность функции памятника гарантирует максимальное сохранение. Когда дом веками у одной и той же семьи, то велика вероятность, что там все нормально. А когда сегодня это жилой дом, потом контора, потом конюшня – это плохо для здания. Но надо понимать, что это и способ выжить. Потому что если здание не использовать, то оно точно не будет существовать.

Есть церкви, которые стали банками. Но лучше банк, чем пустое место на месте памятника.

Но я должна сказать, что в плане приспособления и стимулирования бизнеса финансовыми инструментами – мы не самая активная страна. У нас большой сектор частной собственности, которая у людей уже веками и переходит из поколения в поколение. Если эти дома – памятники, то, конечно, существуют охранные обязательства. Достаточно много памятников в руках государства, в основном это крупные объекты, в которых располагаются университеты, министерства и ведомства - федеральные и местные. Конечно же, у них тоже подписаны очень строгие охранные обязательства.

Тема инициатив бизнеса или продажи крупных памятников в частные руки у нас воспринимается чаще в штыки. Сразу начинают кричать: «Вы что, хотите продать Колизей?»

- Кстати, насчет Колизея. Ведь обсуждалась инициатива его полного воссоздания. К чему пришли в итоге?

- В 2014 году археолог профессор Даниеле Манакорда предложил восстановление арены Колизея , это вызвало много дебатов, было даже сделано предложение использовать Колизей для проведения мероприятий, может быть, постановки спектаклей. Но многие считают, что такой подход не уместен, что Колизей должен оставаться таким, какой он есть сегодня. Так считал и великий архитектор римского барокко Франческо Бернини: в 1675 году, когда папа ему предложил построить церковь внутри Колизея, он отказался, потому что считал, что нельзя его трогать, так как Колизей представляет собой «саму сущность архитектуры» и «величие Рима».

И сегодня вопрос с воссозданием сошел на нет. Но возникли, конечно же, громкие споры о том, что все-таки можно, а что недопустимо; до какой степени возможен компромисс между сохранением и приспособлением памятника.

Эти споры возникли и потому, что немного раньше, в 2011 году нашелся бизнесмен (Диего Делла Валле/компания Tod’s), который вложил деньги (25 млн евро) в реставрацию Колизея. По контракту ему было позволено создать временный информационный центр около Колизея, а также в течение двух лет ставить свою рекламу на входные билеты, создать логотип Колизея и др. Надо понимать, что сейчас маркетинг и экономика – важные части нашей жизни. И бренд Колизея дорого стоит, он может привлечь деньги (кстати, Рим именно с логотипом Колизея выдвинуть свою кандидатуру на участие в выборах столицы Олимпиады-2024). Но постепенно отношение самого Делла Валле стало меняться, в том числе и под давлением общественного мнения: мол, если ты делаешь доброе дело, то зачем уж так себя рекламировать? Это будет удар по имиджу. Сам Делла Валле сказал, что не будет никой «визуальной ассоциации» компании Tod’s и Колизея, и чтобы на билетах печатали не логотип его компании, а рекламу благотворительных организации.

Но конечно, есть и другие примеры. Идеальный из них - пример с пирамидой Цестия. Японский меценат Юзо Яги, выделил два миллиона евро на реставрацию пирамиды. Он сказал, что хочет отблагодарить Италию в юбилей своей фирмы, потому что Италия больше других странах ему помогла в ходе его деятельности в отрасли моды. И он не нашел лучшего подарка Италии, как отреставрировать древний памятник нашей страны. Он даже не захотел устанавливать благодарственную доску со своим именем на пирамиду. Чуть позже поставили все-таки такой небольшой знак рядом. Все было сделано очень хорошо – и по срокам, и по качеству. Это меценатство в чистом виде. Так что сказки сбываются.

- Сказки должны быть подкреплены деньгами. Как идет государственное финансирование памятников?

- Последние законы о наследии говорят, что федеральные органы осуществляют охрану объектов культурного наследия, а местные – занимаются валоризацией тех же объектов. Валоризация дает больше денег, охрана предполагает трату денег.

Наследие должно быть вписано в общую экономическую формацию. Последние исследования говорят о том, что памятник и его содержание приносит обществу весьма ощутимые косвенные дивиденды. В исторической среде развивается малый бизнес - магазины, рестораны, гостиницы и т.д. Объект культурного наследия согласно расчетам возвращает в три или четыре раза больше затраченного на его содержание. Это очень выгодно. Не каждая инвестиция так будет работать.

Но систему наследия нельзя сводить к экономическим понятиям. Ее нельзя строить на экономическом расчете. Культурное наследие – это идентичность, история, это мы. Общество держится не только на экономике, но и на ценностных составляющих. И это крайне важно.

Беседовала Евгения Твардовская