Филипп Барба: Если в какой-то деревушке что-то не то происходит – это моментально доходит до Парижа

На «полях» V Международного культурного форума в Санкт-Петербурге «Хранители Наследия» воспользовались возможностью очно обсудить то, о чем говорили заочно, а именно – французский опыт подготовки специалистов по управлению культурным наследием. Наш разговор с директором Национального института наследия Франции господином Филиппом Барба вышел далеко за рамки образования и подготовки профессиональных хранителей наследия. Оказалось, что сама система охраны наследия во Франции претерпевает реформы, аналогичные российским, и последние изменения произошли не далее как в этом году.
- Филипп, как мы узнали из Вашего выступления на заседании «Сохранение культурного наследия – приоритетный национальный проект», новый закон о наследии во Франции был принят в 2016 году. Почему в нем возникла необходимость? Издалека кажется, что все проблемы и ситуации с наследием в Вашей стране урегулированы.
- Конечно же, это не так. Право должно постоянно обновляться, даже если изначальная юридическая база – очень хорошая. Меняется реальность – должны меняться и законы и в первую очередь с точки зрения усиления защиты наследия. Стало очевидно, что в имеющемся законодательстве были некоторые упущения. Я имею ввиду закон 1972 года, так называемый закон Андре Мальро об охраняемых секторах. Андре Мальро может быть вам известен в первую очередь как политический деятель и писатель. Он был министром культуры в правительстве де Голля. Так вот этот закон реализовывал идею создания сектора вокруг памятника, который бы защищал его от всего происходящего вокруг. В свете нового закона мы стараемся сделать связь между памятником и его окружением более гармоничной, чтобы не было резкого перепада.
Но и еще один повод обращения к закону – это снова поставить перед парламентом вопрос сохранения наследия как вопрос социальной жизни общества, роль наследия в жизни людей.
- К сожалению, в России архитектурное и культурное наследие, скорее, находится где-то на периферии сознания большинства граждан и не играет в их повседневности никакой роли. Как у вас?
- Наследием французы гордятся и это для них важно. Я говорю это не из ложного патриотизма, а потому что это так и есть. Это правда. Это связано с историей страны и той связью, которую каждый ощущает с наследием. Вы наверняка знаете велосипедную эстафету Тур де Франс. Французы обожают ее смотреть. И потому что нравится вид спорта, и потому что постоянно идет вертолетная съемка. И мы видим эти замки, роскошные пейзажи, деревни… Возможно, пример несерьезный, но показательный. Для нас – это действительно важно.
Франция – изначально аграрная страна, в городах живут те, кто когда-то жил в деревне. Мы всегда чувствуем эту связь на уровне эмоций и теплоты. Это даже не интеллектуальная связь. И уж точно это все не означает, что нет никаких сложностей с сохранением наследия.
- Как выстроена система контроля и надзора за соблюдением закона о наследии? Кто вообще это контролирует, кому обычные люди могут пожаловаться на то, что ломают или перестраивают историческое здание?
- Контроль – это фундамент нашей системы. Это основа всего. В частности из-за этого также был принят закон, о котором мы говорили. Он этот контроль усилил. Но любой контроль должен полагаться на понимание его правильности и самосознание граждан. Мы не можем постоянно апеллировать к закону, как жандармы. У нас есть федеральное Министерство культуры, есть региональные департаменты по делам культуры – их 13. Если даже в какой-то деревушке что-то не то происходит – это моментально доходит до Парижа.
- А почему требуется вмешательство из столицы?
- А потому что многие объекты находятся в частной собственности, а частная собственность во Франции – это святое. Так вот, в старых законах есть правило, которое говорит, что если здание должно быть снесено или как-то реконструировано, но в то же время представляет архитектурный или исторический интерес, то работы должны быть заморожены. Но чтобы произвести это действие, должно быть постановление федерального министра. И когда этот документ издается, то все работы на этом здании должны быть остановлены.
- А кто может инициировать такую остановку работ?
- Как гражданин я могу писать в Министерство культуры, но лучше всего обратиться в местную общественную организацию. И те, кто обращается, могут быть уверены, что их информация дойдет до адресата, и обращение будет принято во внимание. На региональном уровне для решения этих вопросов собирается комиссия, в ней и представители Минкультуры, и представители местных сообществ. Кстати, закон 2016-го года делает обязательным участие в таких процессах представителей общественных организаций. Государственные органы теперь обязаны работать с общественными организациями.
- Филипп, кто Вы по образованию и как пришли в сферу наследия?
- Наследие – моя страсть с детства. И вообще это род деятельности, куда идут по зову сердца. Я увлекался историей, учился истории. Свое первое образование я получил в престижной Национальной школе хартий. Это очень старая школа, ей более 200 лет, она основана Людовиком XVIII, который был убежден в необходимости изучения истории и особенно Средневековья. Во время Великой французской революции Средневековье описывалось и оценивалось как мрачная эпоха, увлекались в основном античностью, древним Римом и Грецией. Но король сказал – нет, Средневековье – важно, и поэтому эта школа специализируется именно на Средневековье. Мы досконально изучали палеографию, анализировали исторические документы, изучали старый французский язык, окситанский диалект – юга Франции, откуда я, кстати, родом. Я написал диссертацию по истории Средневековья. Потом поступил в Институт наследия, которым руковожу сегодня, потому что захотел быть хранителем, а не только исследователем.
Но у меня есть еще одно образование – юридическое. То есть я попытался создать для себя цикл специальностей и знаний. Чтобы стать специалистом в разных областях.
- Как эволюционировала профессия хранителя с годами?
- Институту 26 лет, он был образован в 1990 году именно как ответ на изменившиеся условия и осознание важности темы наследия не только как связи между поколениями, но и как огромнейшего фактора экономического развития. То есть в таких условиях – хранители музеев, архивов – должны были измениться. Мы не могли иметь только хранителей-ученых. Они должны иметь прикладные навыки, это должны быть люди, способные управлять. Нужно подумать о том, чем стали крупнейшие музеи Франции. Когда построили пирамиду в Лувре в 80-е, думали, что будет 4,5 млн в год посетителей, но сегодня – уже 9 млн. Мир поменялся. Даже с тех пор, когда я стал хранителем, уже все по-другому. Так вот цель нашего Института – предвосхищать изменения и адаптироваться под новые условия. Речь и о специалистах, и о проектах, связанных с памятниками…
- Вот что касается объектов культурного наследия и их приспособления к «условиям»… Нет ли здесь опасности превращения памятников в аттракцион и утраты подлинности? Где грань между приспособлением и сохранением?
- Я всегда говорю как преподаватель и это мое личное мнение: в первую очередь мы должны думать о людях… Первый рефлекс хранителя – охранять памятник от внешнего воздействия. Но важно помнить, что самые крупные памятники – это государственные памятники. Это налоги французов, которые идут на их содержание.
Второе – вопрос утилитарности. Да, граница между охраной и адаптацией – зыбкая. Во Франции в последнее время была большая полемика и дебаты вокруг Версальского дворца Людовика XIV и построенной там изгороди - La grille royale. Это вызвало просто войну между историками версальского дворца и главными архитекторами по наследию.
Одни говорят – никогда никакого забора там не было, другие утверждают обратное. Главные архитекторы – это те, кто ответственны за работы на самых крупных памятниках, государственных памятниках. У них более динамичный взгляд на вещи, они - не хранители. И они периодически предпринимают «архитектурные жесты», чтобы что-то переделать… Тут же находятся другие, которые им говорят: «Вы слишком далеко зашли».
- Хорошо, это была инициатива со стороны, я так понимаю, профессионального сообщества. А вот что можно, а чего нельзя собственнику здания?
- У нас есть разделение меду градостроительными зонами и аграрными. В градостроительных – обязательно все работы должны иметь разрешение. Допустим, у меня есть собственность в самой строго охраняемой зоне, предположим, старинный особняк. Так вот чтобы перекрасить ставни, я должен обращаться за разрешением к французскому архитектору зданий – это пост чуть ниже главного архитектора. Да, мне помогут, предложат на выбор – скажем, три цвета. И дадут разрешение только на них. Такой закон усложняет жизнь, но он необходим.
- Какие санкции за нарушения существуют, или никому и в голову не придет делать что-то без согласований?
- Ну почему же, все бывает. Вся вторая часть закона по наследию – это и есть санкции. Самое первое и простое, что делают власти – это просят вернуть все в исходное состояние. Затем следуют штрафы. Есть и еще более жесткие меры – вплоть до тюремного заключения, в основном это касается археологии.
- В государственном бюджете есть статья расходов на реставрацию и сохранение наследия?
- Да, и эти суммы - очень значительные. Все реставрационные работы во Франции финансируются из нескольких источников: бюджет Минкультуры, это примерно 350 млн евро в год. Есть также бюджеты других министерств и ведомств, в чьем ведомстве есть памятник – МИД, Министерство обороны. Также часть идет из бюджета местного самоуправления – города, департамента или региона. Бюджет на реставрацию смежный. Как правило, все садятся и обсуждают, кто сколько дает.
Ну а частные инвестиции в реставрацию государство поддерживает двумя способами: дает субсидии вплоть до 40% стоимости работ. И второй – хорошие налоговые вычеты. Эта система прекрасно функционирует. И я хочу сказать, что во Франции хорошая здоровая атмосфера и контакт между частными собственниками и государством.
- С чем мы Вас искренне поздравляем. К сожалению, у нас пока все, скорее, наоборот и потому мы особенно остро чувствуем важность этого момента. Скажите, а как во Франции выстроена иерархия госорганов охраны и сохранения?
- Наследие – это ключевая отрасль в развитии страны. Министр культуры – главный по наследию, так как именно это ведомство занимается этой темой. В Минкультуры есть соответствующий департамент по наследию – Генеральная дирекция. В ней работают главные архитекторы исторических памятников. Им министр дает указания вести тот или иной фпроект. Обычно эти люди руководят группой памятников. И самый ключевой вопрос здесь – уровень их компетентности. Могу вам сказать, что очень сложно получить диплом и достичь этой должности. Кстати, архитекторы по наследию, хоть и состоят на госслужбе, не получают зарплату. Но - не волнуйтесь, они прекрасно зарабатывают на проектах.
- Возвращаясь к теме Национального института наследия, который готовит хранителей и которым Вы руководите… Кто его студенты и где потом они находят приложение своему диплому?
- Набор хранителей открыт по пяти специальностям: археология; архивы; исторические памятники и инвентаризация; музеи; научное, техническое и природное наследие. Продолжительность обучения по специальности «хранитель» – это полтора года. Наш Институт представляет собой классическую систему образования для будущих госслужащих высокого уровня. Большинство студентов приходят из Школы Лувра, самой сильной школы по искусству во Франции, или Школы хартий – лучшей школы по истории. Они проходят конкурс, и государство их бесплатно обучает. Более того, даже платит стипендию. Повторюсь, речь идет о подготовке элиты, кадров высочайшего уровня в области археологии или истории искусств. Наши выпускники – это, скажем, директор музея Лувра, директор музея Пикассо.
Но это уже пик карьеры. А в принципе после окончания Института в какой-то момент деятельности вы можете быть исследователем, или устраивать выставки, или работать хранителем. Затем вы можете стать директором какого-либо учреждения, либо же занимать государственный пост.
Но в основе нашего образования, подхода лежит мысль о том, что нужно быть, прежде всего, прекрасным ученым, а уже потом становиться управленцем. Это база и основа нашей философии.
Беседовала Евгения Твардовская
За помощь в организации интервью и перевод благодарим Ольгу Штаневу, АУИПИК