Владимир ГРИЦЕНКО: Больше всего меня раздражает, когда люди, обойдя весь музей, спрашивают: «А где поле-то?»

Владимир ГРИЦЕНКО: Больше всего меня раздражает, когда люди, обойдя весь музей, спрашивают: «А где поле-то?»

26.11.2014
Владимир ГРИЦЕНКО: Больше всего меня раздражает, когда люди, обойдя весь музей, спрашивают: «А где поле-то?»

Всю жизнь – на Куликовом поле. Владимир Гриценко, директор одноименного музея-заповедника, пришел туда еще школьником. За эти почти четверть века ему пришлось стать управленцем. Очевидно, довольно успешным: музей-заповедник «Куликово поле» миновали скандальные истории с коттеджной застройкой, сейчас строится новый музейный комплекс, который, как ожидается, станет образцом для остальных музеев-заповедников. О формуле успешного управления Куликовым полем Владимир Гриценко рассказал «Хранителям Наследия».

- Владимир Петрович, правда ли, что поворотные моменты в истории музея-заповедника «Куликово поле», а соответственно, и в Вашей жизни, часто совпадали со всероссийскими датами и юбилеями? Шучу, конечно, но доля истины в этом…

- Да, доля истины в этом есть (смеется). Известно, что ко всяческим круглым датам у нас принято приурочивать разного рода достижения, выделять финансовые средства. Так было и в 1980 году. Это был год не только Московской Олимпиады, но и 600-летия Куликовской битвы. И вышло постановление Правительства о создании областного музея, решено было привести в порядок и мемориал, и памятники, сделать полноценную экспозицию. До этого на Куликовом поле с 1965 года силами местного отдела культуры был организован небольшой музей: построены домики смотрителей, сделана небольшая стендовая экспозиция. Так вот очень быстро выяснилось, что научных данных и исследований о самом Поле как о географическом объекте практически нет. И было решено организовать археолого-историко-географическую экспедицию. Такой комплексный прием для того времени был настоящим ноу-хау. Но ведь с самого начала было ясно: предстоит изучить практически с нуля чрезвычайно сложный объект, который за 600 лет претерпел серьезные изменения. На Куликово поле поехали не только сотрудники Государственного исторического музея, археологи и другие специалисты, но и ученые Института географии РАН. Конечно, им нужны были рабочие руки, и они обратились в Тульский педагогический университет, где я учился на истфаке. Вот так я и оказался на Куликовом поле. Кстати, многие из тех ребят, кто пришел со мной, до сих пор там так и работают. Костяк сотрудников – человек десять - остался.

Нашей инициативной группой мы создали музей «Тульские древности» – сейчас он структурно входит в музей-заповедник «Куликово поле», а также Тульскую археологическую экспедицию – теперь это один из главных наших отделов.

- А какой юбилей помог вам все-таки окончательно «влиться» в «Куликово поле»?

- 50-летие Победы в Великой Отечественной войне. Николай Иванович Рыжков поднял тогда тему обустройства полей ратной славы. На Бородинском поле уже был музей-заповедник, организовали также музей-заповедник на Прохоровском поле. Министром культуры был тогда Евгений Юрьевич Сидоров – депутат от Тульской области. Вот в качестве помощи малой родине он, видимо, и «пролоббировал» решение о создании на Куликовом поле музея-заповедника. Самое интересное, что для меня и моих коллег это произошло совершенно незаметно. Мы не знали о том, что принято такое государственное решение. А ведь до этого мы много лет писали везде и всем, кому только можно, что необходимо организовать федеральный музей-заповедник. Вы знаете, я недавно поднимал эту переписку и даже смешно стало. Первые письма похожи на анонимки. Подписаны так: сотрудники музея «Тульские древности» и Тульской археологической экспедиции. Никаких фамилий и имен. Кстати, одно из писем мы вручали и Сидорову. Может, оно и сработало. Как бы то ни было, нам сказали: «Вы хотели музей, вот теперь и создавайте». Отказываться было бы странно.

Вот так юбилеи сыграли важную роль. Но справедливости ради замечу, что это не только у нас в стране так. Это повсюду. И надо уметь этим пользоваться на благо музея, почему нет? Вот я недавно был у коллег в Грюнвальде. Там тоже небольшой музей, посвященный Грюнвальдскому сражению 1410-го года. Так вот, наши коллеги задумали к шестисотлетнему юбилею построить новое хорошее здание музея и под него инфраструктуру. Но занялись этим вопросом поздновато - не успели, времени и денег хватило только на инфраструктуру. Юбилей прошел, теперь уже не скоро на них обратят внимание. К сожалению, это объективная реальность.

- Так и у вас скоро очередная круглая дата – в октябре 1996 года был создан музей-заповедник. Прошедшие почти 25 лет - были годами серьезных перемен и в законодательстве, и в экономике. Ваш музей, по-моему, один из немногих, которому удалось не только сохранить в целости и неприкосновенности свою территорию (7500 га), но еще и расшириться. В чем секрет?

- Нашему месту очень подходит поговорка – один в поле не воин. Понимаете, если бы музей опирался только на свои силы и считал, что его задачи и цели выше и главнее всех прочих, то никакого сотрудничества с местными властями, с людьми, которые живут на территории нашего достопримечательного места, не получилось бы. Я не очень люблю слово «договариваться», оно имеет какой-то слишком материальный подтекст. Но всегда, в любой ситуации можно найти то, что нас объединяет. Мы свои задачи стремимся подчинить общим целям, которые местным властям понятны. Музей не должен замыкаться в себе. Мы должны, скажем, идти работать в школы, с маленькими детьми, сотрудничать и помогать музеям поменьше. Если я вижу, что нужно поставить и покрасить забор в школе в деревне, которая граничит с нами, а там денег нет и не будет, то музей постарается сделать это за свой счет. Важно оценить последствия той или иной ситуации для музея. Скажем, у муниципалитета нет денег на межевание территории. И я понимаю, что это только формально проблема муниципалитета. На самом деле, если начнется коттеджная застройка и территория поселения «поплывет» - это уже будет моя проблема. Муниципалитету, по большому счету, будет все равно. Мы ведем разговор с ними о том, что продажа земли должна обязательно проводиться с уведомлением об особом режиме, об ограничении на строительство и проч.

Кстати, не всегда земельные конфликты происходят из-за корыстности чиновников. Люди иногда реально оказываются не в курсе ограничений и обременений участков. Сейчас многие чиновники боятся попасть под прокуратуру, приезжают к нам и спрашивают совета.

Когда все объективно взвешиваешь, то понимаешь, насколько все взаимосвязано, и на самом деле не бывает исключительно музейных проблем.

С другой стороны, чиновники же отлично понимают, что если приедет какая-нибудь высокая делегация - куда ее повезут? На Куликово поле. Это уже, скажем так, бренд области. Это ее ресурс. Земля в близлежащих населенных пунктах с образованием музея сильно поднялась в цене. Если раньше домик с небольшим участком там стоил порядка пятидесяти тысяч рублей, то сейчас просто за участок без постройки дают десять тысяч рублей за сотку.

Если я слышу, что у какого-то музея конфликт за конфликтом, значит, скорее всего, музей «ушел» в свою деятельность, не вовлекая в нее муниципалитет. Мы стараемся вести диалог. Скажем, ставят перед нами задачу развития территории. Мы с удовольствием принимаемся за ее исполнение. Но только в тех направлениях, которые не противоречат нашим функциям. Скажем, туризм – да, это наша тема, новое строительство – уже требует обсуждения.

Куликово поле всегда объединяло русских людей. Так должно быть и сегодня.

- Какова роль законодательства в этом клубке проблем? Помогает ли оно музею?

- Знаете, когда музей-заповедник был создан, я думал, что теперь все пойдет само собой. Государственное решение принято, деньги выделены, все построят. Но оказалось, что это далеко не так. Все надо делать самому и не занимать пассивную позицию. Надо делать каждый день что-то и выходить на результат.

Часто говорят, что – вот, беда, нет закона о музеях-заповедниках. Может быть, его еще тысячу лет не будет. А больше 50 лет музеи-заповедники существуют де-факто. Всегда есть в том числе и юридические возможности попытаться отстоять свою позицию, даже если нет прямого нормативного документа.

Но понимаете, какими бы продуманными и даже хитроумными не были законы, мы исключительно буквой закона никогда не достигнем результата в деле сохранения наследия. Все решают люди, а не законы и не деньги. Если у человека не просто голова на плечах, а есть что-то и в сердце, то это хороший залог того, что можно решить многие вопросы, в том числе и сохранения наследия.

Юридическая плоскость, конечно же, тоже важна. Скажем, у нас есть постановление суда, по которому действия неких жителей, задумавших реконструкцию домов на территории достопримечательного места и не уведомивших органы охраны памятников, признаны неправомерными. Решение принято в пользу сохранения. Это хорошо. Но ведь чаще такие решения принимаются уже постфактум, когда часть памятника утрачена или изуродована. Когда победа в суде уже превращается, по сути, в пиррову победу и никому от нее никакой пользы.

Так вот лучше бы, чтоб такие люди, задумав реконструкцию, заранее бы понимали, на что идут, погуглили в интернете и увидели, что за такие дела будут наказаны. А вот чтоб им в голову пришло все проверить, прежде чем делать, должны быть приняты превентивные меры. Понятно, что люди не обязаны знать наизусть федеральный закон о наследии. Но должна быть максимальная публичность и открытость процесса, постоянное информирование людей о наследии и правилах его сохранения. Чтоб это откладывалось на подкорку. Чтобы это воспитывалось – вот почему мы так много работаем со школьниками. Есть и такие, которые потом приходят к нам в музей работать.

Сохранение наследия – это не то дело, в котором будет быстрый результат. Можно быстро, имея деньги, привести в порядок, скажем, фасад здания. Но это еще не результат. Важно создать условия, чтоб фасад снова не обвалился.

- А как публичности способствуют беспилотники, которые теперь охраняют Куликово поле?

- О, это наше оружие, которое мы не стали держать в секрете. У нас в музее теперь два беспилотника, четыре сотрудника прошли курс управления ими. На них закреплены веб-камеры очень хорошего разрешения. Беспилотники дают и охват, и качество. По заданной траектории они облетают территорию, результаты фиксируются и сразу видны на мониторе в режиме он-лайн. Тут решаются сразу несколько вопросов.

Первый – это охрана территории и контроль сохранности археологических объектов. Специфика их состоит в том, что они, как правило, расположены за пределами населенных пунктов, подъезд к ним затруднен. Ясно, что везде забор не поставишь и охранника не посадишь. Сотрудники музея могут и не знать, что средь бела дня работают черные копатели. Кстати, первых таких мы беспилотниками уже зафиксировали и тут же об этом проинформировали всех и на нашем сайте, и в СМИ.

Вторая задача – мониторинг существующих объектов и выявление новых, не выраженных в рельефе: это древние поселения, стоянки, могильники. С помощью аэрофотосъемки можно точно определить границы памятников археологии скрытых под землей. А это важно в хозяйственной жизни, надо знать, где кончается достопримечательное место, где можно строить, где нет.

То есть теперь у нас есть реальный инструмент, скажем так, охраны охраняемой территории. Сейчас мы дооформляем разрешительную документацию. Совместно с МЧС на их полигоне отрабатываем полетные навыки и делаем первые снимки. К полноценному использованию перейдем в следующем году. Возможно, еще и беспилотных вертолетов докупим.

- Как продвигается строительство нового здания музея?

- Надеемся, что в следующем году произведем, как говорят англичане, «мягкое открытие». То есть основные объекты будут сданы, мы начнем частичную эксплуатацию. Изначально ведь музей задумывался в одной из башен храма Сергия Радонежского. Но грянула революция, храм не освятили, долгое время его полностью занимал музей. Потом времена снова поменялись. И мы сделали первый шаг, освободили алтарь, дали возможность совершать церковные службы. На это время музей прекращал работу. Затем храм перешел Русской православной церкви. Мы старались в такой непростой ситуации занять максимально конструктивную позицию. И в результате, видите, все сложилось так, что теперь мы строим современный комплекс, что в иных условиях было бы и невозможно.

Долго искали правильное место, чтобы новое здание не разрушило исторический ландшафт. В нашем музее-заповеднике главный центр был и будет один – это памятник-колонна Дмитрию Донскому. Выбрали место у подножия Красного холма, на котором был разбит лагерь Мамая. Оттуда очень хорошо просматривается все поле. Там располагалась деревня Моховое, где жизнь уже фактически прекратилась. Место удобное – в двух шагах от дороги, хорошо для подъезда. Новая концепция музея –комплексная. Будут и гостевые дома, и стоянки, и туалеты. То есть это еще и место отдыха, что правильно.

Знаете, меня больше всего раздражает, когда посетители, обойдя нашу территорию, задают вопрос: «А где поле-то?» Значит, есть некоторая недоработка с нашей стороны, люди не ориентируются. В новом здании по проекту архитектора С. Гнедовского будет специальная смотровая площадка с видом на поле сражения.

Конечно, Куликово поле – это особый тип музеев. Такие есть во всем мире. Традиция музеефицировать поля сражений родилась не сегодня. И зачастую это уже не музеи артефактов, это музеи национального самосознания. Есть Орлеан во Франции, есть Косово поле в Сербии, в Шотландии Куллоден превратился буквально в место поклонения.

Туда, как и на Куликово поле, люди приезжают не столько за историческими знаниями, сколько за ощущениями, за впечатлениями, за возможностью увидеть место боевой славы таким, каким оно было несколько столетий назад.

И наша задача такое место сохранять. А это можно сделать, только прививая, взращивая любовь и знания. Для меня высшая награда, когда на одной из наших общественных акций, по-моему, по посадке деревьев – есть у нас такая программа «Зеленая дубрава», ко мне подошел мужчина средних лет, бородатый такой. Спрашивает: «Помните меня? Я к вам сюда приходил, когда еще в школе учился. Вот теперь с сыном деревья сажаем».

Беседовала Евгения Твардовская

Возврат к списку