Обломки калязинской атлантиды

В Музее архитектуры в Москве открылась выставка фресок, спасенных из погибшего монастыря

Павел Иванов

За стенами Музея архитектуры имени А.В. Щусева в Москве барабанит мелкий дождь, символично напоминающий о водяных хлябях, да гудит вечно шумная Воздвиженка, которая не успокаивается ни днем, ни ночью. А внутри музея нужно пройти через специально устроенный коридор, на потолке которого неровно колышется свет, изображающий ту воду, что поглотила вдалеке отсюда один из лучших памятников русской архитектуры и изобразительного искусства.

10 сентября в Музее архитектуры официально открылась выставка «Калязин. Фрески затопленного монастыря». Гостей было очень много, так что пришлось устраивать не одно, а несколько официальных открытий – всех желающих музей просто не мог вместить за один раз. Да и режим, ограничивающий массовые мероприятия, по-прежнему действует. В этом есть некоторая печаль, потому что встреча калязинцев, москвичей, тверичей, да и всех людей, для кого дорог городок Калязин и его святыни, в этот день, к сожалению, не состоялась в том виде, в каком хотелось бы. А нужно бы провести (и была бы она, если бы не нынешний ковидный год), хорошую научную конференцию.

Есть о чем на ней сказать. Дай Бог, она еще будет.

Что знает московский человек, пусть даже и образованный, о Троицком Калязине монастыре? В лучшем случае – чуть больше, чем ничего. Едва ли догадывается, что лучший (в том числе и по сохранности) фресковый ансамбль середины XVII столетия (объективно так!) находился не в Ярославле, не в Костроме и даже не в Москве, а… в Калязине, городе, который не был крупным художественным центром в те времена. А свой, местный, едва ли догадывается, какой восхитительный мир являет собой русская живопись XVII века, и как важна была эта его страница, вырванная с корнем, с мясом и без жалости.

Сразу отмечу: знаменитая колокольня, что стоит среди водной глади как символ Калязина и вообще всей «Русской Атлантиды», к Троицкому монастырю не имеет отношения. У колокольни и города – своя трагедия. У монастыря – своя.

Оказавшийся в зоне затопления Угличского водохранилища, Макарьев монастырь вполне мог бы быть не затоплен – и сейчас половина его территории на суше, а другая половина успешно осушается. Но тогда, в 1930-х, на такие мелочи, как гибнущее древнерусское искусство, смотрели очень спокойно. Хотя деньги на экспедицию Академии Наук дали.

Выставка как раз начинается с истории того, как это все происходило. Как примерно двадцать человек спасали за пару-тройку зимних месяцев 1939-1940 года то, что можно было спасти. Мало что они могли в условиях зимы и жуткого временного цейтнота. Но они сделали чрезвычайно много. В следующих залах выставлен итог их подвига.

Три не очень больших, но прекрасно оснащенных зала дают возможность увидеть фрески так, как их на самом деле редко можно видеть в живом пространстве храма. Здесь можно рассмотреть все их трещинки, записи, поверхность – словом, все то, что обычно пропускаешь, захваченный в интерьере зрелищем целого.

И сколько же здесь фресок, и каких разных! «Изгнание из Рая» и «Грехопадение», сцены из «Апокалипсиса» со смешными зверюшками и чудовищами, детали с рыбами и цветами, одеждами и орнаментами. Есть много отдельных фигур, в том числе превосходный и очень ранний (все-таки 1654 год, более ранних – единицы) образ святого благоверного князя Михаила Тверского. А еще – документы, фотографии и видеоматериалы, дающие представление о том целом, в котором эти фрагменты находились. Для меня, например, особым потрясением стало узнать, что часть фресок (то же «Грехопадение») снимали уже с взорванного собора. Когда видишь фотографию с еще не снятой композицией на страшном, изувеченном, смертельно раненом храме, а потом переводишь взгляд на стену музея, где эти же самые образы глядят на тебя, хочется низко поклониться Павлу Ивановичу Юкину и его коллегам.

И, Боже, какая бесчеловечная государственная система им противостояла. И они ее победили!

Фрески снимали зимой, примораживая к ним мокрую марлю и затем получившиеся смерзшиеся куски отпиливая пилами. Отпилили, несмотря на такие примитивные методы, зачастую очень большие фрагменты. Они, в целом составляют почти двести квадратных метров. В коллекции Музея архитектуры имеется более сотни фрагментов, экспонируется чуть больше сорока. Поскольку экспозиция обещает быть постоянной, предполагается, что часть фрагментов будет постепенно возвращаться в фонды, а их место займут новые, не экспонировавшиеся до этого. Примерно тридцать других фрагментов хранятся в Русском музее, Историческом музее, Музее имени Андрея Рублева, в Строгановском училище и краеведческом музее в Калязине. Когда-нибудь в будущем (надеюсь, недалеком) состоится публикация их всех, что станет важнейшим событием в изучении древнерусской художественной культуры.

Выставка стала первым крупным посткарантинным мероприятием Музея архитектуры. Готовили ее долго. Открытие сначала планировалось на осень прошлого года, затем на весну нынешнего. По известным причинам все перенеслось на осень. И теперь директор музея Елизавета Лихачева и кураторы выставки Зоя Золотницкая и Юлия Ратомская не скрывают радости, что все-таки музейный коллектив это сделал.

Музей архитектуры вполне может отныне гордиться: он представил вниманию широкой публики вещи, абсолютно равнозначные шедеврам Исторического музея, Третьяковской галереи и музеев Московского Кремля.

Досье. О судьбе Троицкого Калязина монастыря, взорванного, а затем затопленного в 1930-е годы, читайте по ссылке.

Фото: Павел Иванов