«Не покончить ли со всей этой мукой разом, пустив пулю в лоб?»

«Хранители Наследия»

Наши коллеги, градозащитный и краеведческий проект «Москва, которой нет» готовит к изданию чрезвычайно интересную книгу «Китайгородская стена. Реставрация перед сносом». Помимо уникальных сведений о состоянии прекрасной московской крепости XVI века, почти полностью уничтоженной в 1930-1950-е годы, из нее можно почерпнуть много полезного – для понимания и эпохи 1920-х, и судеб исторического наследия в России ХХ века, и даже его перспектив в веке XXI-м.

В книге собраны неизвестные и неопубликованные материалы из архива видного архитектора-реставратора Николая Дмитриевича Виноградова (1885-1980), руководившего реставрацией Китайгородской стены в 1920-е гг. В нее вошли статьи Виноградова 1920-х гг., уникальные дневники реставратора, материалы семейного архива. Книга иллюстрирована многочисленными авторскими и архивными фотографиями и чертежами.

Мы публикуем избранные фрагменты книги «Китайгородская стена. Реставрация перед сносом». Обратите внимание, как современно звучат аргументы защитников старины и стремившихся ее уничтожить «новаторов» и «реформаторов» городского пространства. Как будто прошедшие с тех пор 90 лет ничему нас не научили…

«Борьба московских деятелей культуры за наследие несмотря ни на что продолжалась. Во второй половине 1920‑х годов её удалось развернуть в рамках деятельности Отдела коммунального хозяйства Моссовета (МКХ), куда пригласили работать Виноградова.

«Отдел благоустройства настоящим сообщает, что им принимаются в свое ведение памятники старины: 1) Китайгородская стена, 2) Сухарева башня, 3) Красные, 4) Триумфальные ворота, 5) Александровский сад с монументами» — говорилось в письме, направленном в Наркомпрос. Это письмо подготовил лично Виноградов в 1925 году, ссылаясь на Постановление комиссии ВЦИК по концентрации музейного имущества Республики (протокол № 2, от 25.03 1925 года).

Характерно, что Виноградова пригласили как специалиста по «ремонту старинных зданий» — слово «реставрация» тогда старались не применять, так как это вызывало ассоциации с восстановлением старого политического режима.

Его крупной работой стали очистка от наслоений, исследование и реставрация многокилометровой Китайгородской стены, когда были устроены дополнительные проезды для трамваев и машин и, казалось бы, ничто не предвещало трагического финала — почти полного сноса (кроме наименее древней части).

Задачи восстановления стен и башен Китай-города понятны из статей Виноградова 1925–1926 годов, вошедших в данную книгу. Публикация в журнале «Московский краевед» представляет собой обширный исторический очерк. Вторая статья — описание многочисленных учреждений и жилых помещений, встроенных в стену, а также разрушенных частей, садов, устроенных наверху, и разных иных нарушений её исторического облика. Далее Виноградов писал о стене, пользуясь любой возможностью, например, рассказывая о трассе метро, которое строилось с 1934 года и прошло под одним из участков стены. Консультировал метростроевцев единомышленник Виноградова П.В. Сытин, заведовавший Московским коммунальным музеем; он организовал краеведческие публикации в серии «По трассе московского метро».

К слову, в том же журнале «Коммунальное хозяйство», где Виноградов публиковал в 1925 году свой исторический очерк о Китайгородской стене, была помещена статья П.В. Сытина «Надо ли охранять всё старое?» Это был ответ на выступление в печати одного из инженеров-транспортников, занимавшегося прокладкой трамвайных путей в центре Москвы, с «обвинительной речью» о вреде наследия, мешающего реконструкции города. Выражая мнение советских чиновников самого высокого ранга (статья вышла в газете «Известия ВЦИК») этот инженер, в частности, писал: «Не нужно охранять, а наоборот, нужно скорее уничтожать те исторические памятники, которые такого значения не имеют и стоят на пути развития Москвы». В качестве примера он указывал на снос в XVIII веке стен Белого города и на устройство на их месте первого кольца бульваров, Камер-Коллежского вала и т.д. Сытин подчеркивал: «Всю эту речь автор ведет для того, чтобы подготовить читателя к постановке в конце статьи вопроса о сносе стен Китай-города, сохранив часть памятников для “тех, кто стал бы оплакивать“… и “там, где они никому не мешают“».

Демонстрируя отсутствие весомых аргументов у автора, Сытин указал на его абсурдное утверждение, что со сносом стены в центре Москвы исчезнет и скопление «возмутительно грязных и жалких амбаров и халуп, частью деревянных», хотя намного проще было бы уничтожить сами халупы, а не мощнейшие крепостные сооружения. На памяти старшего поколения аналогичные доводы приводили деятели Союза архитекторов, подыгрывавшие указаниям Н.С. Хрущева построить в Кремле Дворец Съездов вместо проектировавшегося в конце 1950-х годов нового варианта Дворца Советов на Ленинских горах.

«Экономические соображения автора, — писал Сытин, — базируются на том, что из полученного от уничтожения Китайгородской стены кирпича можно будет перестроить открывшиеся позорные места». Более того, он акцентирует этот абсурдный тезис: «Автор даже настолько оптимистичен в своих экономических соображениях, что ставит вопрос — «не окажется ли снос стены Китай-города прибыльным делом». Далее Сытин приводит коронную фразу, объясняющую прагматикой желание выслужиться: «Древности хороши, в том нет спора. Но современная жизнь с её требованиями и того лучше. Зачем же допускать, чтобы старое давило рост нового?» Указывая на древность Китайгородской стены, Сытин ссылается на нижеследующую статью Виноградова: «Однако, насколько нам известно, архитекторы и художники в этом вопросе противоположного мнения. Несомненно, они докажут ценность Китайгородской стены как архитектурно-художественного памятника. Путешественники XVI–XVII веков, посетившие Москву и видевшие стены Китай-города в первоначальном виде, многие гравюры, картины и прочие изображения, хранящиеся в музеях, подтвердят их доказательства». Отмечая красоту исторических городов Европы, он справедливо говорит: «Многие американские города, построенные по скучной шахматной системе, в настоящее время прилагают невероятные усилия с целью придания красоты их внешнему виду. Многие европейские города с горечью вспоминают утраченное прошлое; Париж, например, клянет эпоху Гаусмана и Наполеона III, перестроивших в полицейских целях центральную часть города и снесших с лица земли массу красивых зданий и уголков средневекового периода».

Надо сказать, что «полицейская» логика времен барона Османа оказалась в то время близка советским правительственным чиновникам, боявшимся горожан и граждан всей страны и укрывшихся в Кремле. Как после Парижской коммуны был создан плацдарм вокруг крупных общественных зданий центра Парижа, так была снесена и застройка Москворецкой улицы (и обнажился нынешний Васильевский спуск), кварталы Охотного Ряда и выломаны самые древние и только что восстановленные во всей красе стены Китай-города.

Виноградов рассказывал, что наиболее удачно восстановленной явилась ходовая часть Китайгородской стены. Она была покрыта тесовой кровлей, вдоль которой тянулась гостиница «Боярский двор» (творение Ф.О. Шехтеля), превращенная в правительственное учреждение. Туда и поднялся кто-то из охраны и спросил архитектора, можно ли со стены стрелять по окнам этой правительственной конторы? В результате, именно эта часть крепости была сломана в первую очередь: уничтожена ради создания палисада перед советским административным центром.

Разумеется, Виноградову как инициатору и руководителю реставрационных работ было особенно тяжело видеть происходящее. Такие акции, объявленные советскими идеологами методом реконструкции старой Москвы, происходили в 1930‑е годы повсюду. А начались они еще в середине 1920‑х годов».

Из дневников Н.Д. Виноградова

«14 июля 1925 года

С утра прямо проехал к работам на Ст[арой] площади, где прошелся по стене у Варварских ворот и констатировал размыв вчерашним ливнем стены у самых ворот. В момент осмотра на этом участке рабочие убирали мусор. Потом прошел по работам, где нашел скверно сложенную стену с получившейся западиной. Прошел по стене этого участка. Вчерашний ливень не прошел бесследно и здесь. Распорядился отправить рабочих заложить башню, т. е. лазейку в башне Космодамианской, где оборванцы устроили жилье. Рабочие мне рассказывали, что в момент работ там находилось 18 человек жителей, по преимуществу женщин, конечно, оставшихся очень недовольными и угрожавшими пробить стену в других местах.

24 августа 1925 года

По Кит[айгородской] стене в пятницу десятник сообщил мне, что на работы приходил комендант здания ЦК РКП и сказал, что они против устройства крыши над стеной, т. к в ЦК бывает председатель правительства, а стена может способствовать укрытию террористов... Ясно, крыши на стене не бывать, между тем, единственное спасение стены от разрушения - это крыша, без которой она будет разрушаться и никакой асфальт не поможет.

24 февраля 1926 года

Засел в комиссии по перепланировке Москвы у Шестакова С. С. Наслушался любопытных вещей. Так, существует ряд предложений на места памятника Ленину. Снести Б[ольшой] театр и поставить памятник. Снести дома Голицына и Троекурова, и туда поставить памятник. Снести Страстной монастырь и здесь поставить памятник. Снести целый квартал на горе от Рождественки к Неглинн[ой], между Звонарским [пер.] и Трубной площадью, и другие, не менее дикие предложения.

Вообще дело перепланировки находится в весьма ненадежных руках. Кроме того, Шестаков сообщил, что в Президиуме Моссовета есть план ежегодного разрушения церквей.

3 января 1927 года

Рюмин спросил меня, знаю ли я, что Красные ворота ломаются? Получив утвердительный ответ, он спросил меня, а знаю ли я, кто этому виновник? Я думал, что метит на меня, но оказалось, он действительно указал виновника, т.е. Кнорре. Последний просил дать ему кубатуру Ворот для его дальнейших распоряжений. Причем выяснилось, что т. Лавров дал ему распоряжение сломать Ворота, не дожидаясь протестов Главнауки. Причем выразил пожелание, нельзя ли их убрать в одну ночь. Удивительно, как после этого можно провозглашать кампанию по борьбе с хулиганством…

19 января 1927 года

Пообедав, я должен был направиться на заседание секции по регистрации архитектурных памятников г. Москвы. Т.к. инструкцию я не успел написать, то заседание наше было в форме беседы, после которой мы осматривали дом, в котором заседали <…>.

На заседании в разговоре сообщалось, что постановление райсовета Замоскворечья было вызвано подхалимством Совета перед т. Рыковым, как это выяснилось со слов самого т. Рыкова, сказанных поповскому начальству, которое, обеспокоенное судьбой доходной статьи — Иверской часовни, — обратилось к т. Рыкову с просьбой о её сохранении. Как говорилось, т. Рыков, успокаивая взволновавшегося архиерея, рассказал ему следующее. Он как-то ехал на заседание через Воскресенские ворота, в проеме которых у него сломался автомобиль. Исправление задержало его минут на 15, благодаря чему он на такое же время опоздал на заседание, придя на которое, он, смеясь, указал на причину его опоздания — Иверские ворота. Зам[оскворецкий] район, спеша предупредить начальство, постановил сломать ворота. Т. Рыков сказал, что сломки не будет.

31 декабря 1927 года

Получил жалованье, причем с меня вычли 7 рублей 33 копейки подоходного налога, это результат подлости строительного отдела МКХ, который в свое время сообщил неправильные суммы моего заработка. Наша финчасть, как оказывается, не связана с личной частью, а по сему с меня вытянули и за месяцы моей безработицы. <…>

1927 год прошел в атмосфере чрезмерной эксплуатации беспартийных партийными, в том числе меня, при ничтожнейшей оплате труда. Хотя я сегодня и получил жалованье, но что буду есть завтра, не знаю, т.к. оно уже прожито в кредит. Не раз в году мой мозг сверлила мысль: «Не покончить ли со всей этой мукой разом, пустив пулю в лоб?»

P.S. А что было дальше с Н.Д. Виноградовым, Китайгородской стеной и Москвой - можно узнать только если книга увидит свет. Помочь «Москве, которой нет» в осуществлении этого проекта можно здесь.