Два воссоздания в окрестностях Петербурга

В начале – две истории на одну тему из окрестностей северной столицы.

Первая – пока незавершенная

Петербургский КГИОП согласовал воссоздание снесенного дома Шнейдер в Песчаном переулке, 9, в Павловске, под жилье. Деревянный оригинал, признанный аварийный, был разобран в 2017 году. 

Двухэтажное деревянное здание было построено в 1841 году по проекту архитектора Ивана Потолова. Оно числилось выявленным памятником архитектуры. С охраны его сняли после того, как в 2016-м город продал объект ООО «Гринпласт» (принадлежит Роману Ивашневу; ранее он построил жилой дом на улице Васенко, 9). В декабре 2017 года здание, признанное аварийным, снесли. Представитель ООО «СССР» (подрядчик) рассказал тогда изданию «Канонер», что взамен планируется кирпичное здание с деревянной отделкой, имитирующей историческое оформление фасадов. Таково якобы требование закона.

В конце февраля проект воссоздания был согласован КГИОПом. Он предполагает, что новодел выполнят «в исторических габаритах на основании архивных материалов». Это будет жилой дом.

Вторая история – практически завершенная

В Комарове завершилось воссоздание деревянной виллы Рено на Морской улице, 8. После пожаров удалось сохранить несколько фрагментов облицовки и вернуть их на свои прежние места.

Деревянная дача была построена в начале XX века. Ее возвел для себя купец Иван Чижов. В состав комплекса входил также парк с фонтанами, прудами и беседкой. В 1917 году землю приобрел француз Эмиль Рено, но из-за начавшихся событий его семья здесь не жила — она вынуждена была уехать. Затем здесь открыли пансионат. За комплексом сохранилось название вилла Рено. В советское время здесь был летний детский сад Минобороны.

В конце XX века территорию забросили. Исчезла ограда, оказалась разрушена беседка. В 2007 году горело основное здание дачи, а затем из него похитили изразцовые плитки печей. В 2006–2008-м по инициативе дирекции особо охраняемых природных территорий были реконструированы пруды и лестницы, расположенные за границами нынешнего земельного участка дачи.

С 2011 года владельцем дачи Рено стало ООО «Апатрос» (компания принадлежит Евгению Архипову, полному тезке друга Дмитрия Медведева и мужу Ирины Чащиной). Спустя два года произошел повторный пожар в деревянном здании. В итоге от постройки остался только остов.

Проект капитального ремонта дачи разработало ООО «Архитектурное бюро „Литейная часть-91“». Как рассказал «Канонеру» гендиректор компании Рафаэль Даянов, поскольку «в погоревших домах не живут», было решено полностью разобрать пепелище, но сохранить уцелевшие элементы обшивки.

В прошлом году общестроительные работы по воссозданию виллы Рено завершились. Старую обшивку вернули на новые стены. Здание-новодел, как и прежнее, — деревянное на гранитном фундаменте. Внутри восстановлены печи.

По словам Рафаэля Даянова, нынешней весной планируется провести окончательные работы, а именно отделку в помещениях.

Координатор исследовательской группы «Старые дачи» Елена Травина в беседе с корреспондентом «Канонера» назвала воссоздание «очень позитивным» явлением и «уникальным случаем хорошей реставрации». По ее словам, в настоящее время «государство расписалось в своей неспособности реставрировать старые дачи» и этим способны заниматься только частные инвесторы, как в данном случае. «К счастью, в случае с виллой Рено человек дал реставраторам карт-бланш», — сказала Травина.

«Компромиссы нас догонят»

Если следовать цепочке «случайность-частный случай-закономерность», можно заподозрить в окрестностях Санкт-Петербурга начатки эпидемии воссозданий. Будущий рост гарантируют позитивные отзывы жителей и активистов, радость собственников и творческие порывы архитекторов. КГИОП тоже не против. Вроде все довольны.

И это вполне объяснимо, если следовать логике: «или руины – или новодел». Воссоздание – в реставрации крайняя мера, применяемая в исключительных случаях - рискует превратиться в рядовой прием работы…

Но как же быть с таким вопросом, как ответственность собственника и пользователя, который довел памятник до такого состояния, что иначе как снести его невозможно? Или же, наоборот, сохранить вполне реально, но ему не хочется с этим возиться и легче построить такое же заново? Выходит, воссоздание – еще и повод для похвалы и признательности? Искомый компромисс?

А как быть с понятием подлинности? Форма воссоздается, да, и получается, что она ставится выше содержательного наполнения: подлинных материалов, ощущения, атмосферы, запаха?

Интересен и вопрос формальной охраны. Если охраняется новодел, то во что же превратится со временем Госреестр? А если воссозданный памятник – уже не памятник, то через некоторое время ничто не мешает построить на его месте что-то третье и собственник будет «в своем праве».

Или нам предлагается поверить, в то, что объект культурного наследия – то, что объявляется объектом культурного наследия? Выходит, что так. Если следовать логике: «Вас обманули. Вам дали гораздо лучший мех. Это шанхайские барсы».

А эта логика – логика либо авантюристов, либо тех, кто рад самообману. К настоящей реставрации и госохране наследия она не имеет отношения.