«Как после ядерной войны»

История орловского градостроительства глазами градозащитника

Евгения Твардовская

Каким образом и почему так, а не иначе складывается архитектурный образ города, от чего он зависит и влияет ли человек на эти законы, что случается, если он в своей деятельности идет против естественной эволюции территории? Об этих, на первый взгляд, философских, но на самом деле вполне прикладных вопросах рассуждает Илья Кушелев в своей недавно вышедшей из печати монографии «Пространство Орла как художественное целое. История формирования городского ландшафта. XVIII — сер. XX вв.» (Орел: изд-во «Картуш», 2020. — 148 с. + 130 с. цв. илл.).

Нам вдвойне приятно рассказать об этом издании, так как Илья Кушелев – наш коллега по градозащитной деятельности, хорошо знакомый нашим читателям по конфликтам в Орле в 2016 году вокруг сноса охраняемого на бумаге законом ансамбля домов XVIII-XIX вв. на Гостиной, 1, с последующим судебным «шлейфом», борьбой с местной властью за «выявление» восьми исторических домов и рядом других случаев, в которых автору книги приходилось действовать или практически в одиночку, или же при чрезвычайно слабой поддержке.

Илья Кушелев – по образованию и роду деятельности музыкант, композитор, выпускник С. Петербургской государственной консерватории им. Н.А. Римского-Корсакова. Но после вышеописанных событий, когда он не мог не реагировать на беззаконие и несправедливость, на то, как разрушают его любимый город, Илья изменил вектор своей жизни и от музыки перешел в историческую архитектуру и тему сохранения наследия. В 2019 г. защитил магистерскую диссертацию в Институте истории и права КГУ им. К.Э. Циолковского по профилю «историко-культурная деятельность», которая и стала нынешней монографией.

На страницах чрезвычайно красивого и богато иллюстрированного издания Илья Кушелев не только рассуждает об истории Орла, но и исследует вопросы сохранения и охраны наследия в городе – в ретроспективе и в нынешнем моменте, предлагает решения по исправлению ситуации.

Ниже мы публикуем отрывок монографии, предваряя его небольшим интервью автора.

Те, кто захочет приобрести книгу – могут обратиться напрямую к автору: cushelewilja@yandex.ru

 *** 

– Илья, для начала – личный вопрос. Как ты от музыки перешел к исторической архитектуре и культурным ландшафтам? Только ли градозащита здесь сыграла роль? 

– Эти две сферы интересовали меня всегда параллельно. В юности я мучительно выбирал между ними и тогда предпочел музыку. В более зрелом возрасте появилась возможность посвятить себя изучению архитектуры.

–  А есть что-то, на твой взгляд, созвучное в принципах и подходах в области музыки и в создании городского ландшафта? 

– Да, и в книге я пишу об этом: принцип целостной формы – акценты и паузы, сгущения энергии – кульминации-разряды и торможение, спокойное «течение» материала, звукового или пластического. Драматургия. Принцип движения, процессуальность: архитектурная форма на высшем уровне, в градостроительстве, воспринимается, как и музыкальная, исключительно в движении – а это уже категории времени и пространства, они тоже объединяют эти искусства.

– Правильно ли я понимаю, что в основе твоих исследований – принципы и наработки «научной команды» Юрия Александровича Веденина? Что своего ты привнес? 

– Наработки команды Ю.А. Веденина меня очень заинтересовали. Рассказал о них нам на одной из лекций в КГУ им. Циолковского В.А. Бессонов. Я изучил итоговую книгу Института культурного и природного наследия им. Д.С. Лихачева «Культурный ландшафт как объект наследия» и понял, что это то, что мне нужно, что это абсолютно созвучно моему видению, что надо заниматься не отдельными памятниками, а осмысливать архитектурное наследие комплексно, в масштабах территориальных образований и в единстве с природой. И я решил взять у школы Веденина методологию, разумеется, насколько в данный момент я оказался в состоянии ее постичь самостоятельно, имея в руках книгу.

В книге сотрудников Института наследия отмечено, что городской ландшафт – наименее разработанная тема, поэтому я почувствовал, что у меня есть свободное поле и возможность продвинуть это направление.

– На какие периоды ты делишь историю формирования ландшафта Орла? Можно ли сказать, что лучший из них – пройден? Как оцениваешь нынешний период? Реально ли после него вернуться к хорошим образцам и в гармоничный фарватер градостроительного развития? 

– Первый период – время существования оборонительных сооружений,  XVI – первая половина XVIII в. Второй – эпоха Регулярного плана, с 1779 г. и примерно полвека нового строительства в городе в соответствии с ним: позднее барокко, классицизм, ансамблевый подход к застройке города.  Третий – с середины XIX в. до 1917 г. - время формирования рядовых городских ландшафтов высокого эстетического достоинства, но одновременно – угасание наследия классицизма, сужение пространственного ракурса при взгляде архитектора на город. И последний период – наивысшая кульминация – синтез всего наследия прошлого, которое прекрасно сохранилось после Великой Отечественной войны, в художественной системе послевоенного неоклассицизма, 1940-е – 1950-е гг. Безусловно, он пройден.

Нынешний период – это как после ядерной войны. Проектировщики, пришедшие в 70-е гг. без настоящей школы, без знания архитектуры, нанесли и продолжают наносить городу непоправимый ущерб. У меня есть проект «антигород» – хочу продемонстрировать, что они с ним сделали, все «лучшие виды», «панорамы» и «перспективы». Это гибель градостроительства как искусства. В книге этому уделено много внимания. Предложен путь – музеефикация оставшегося, но не по отдельности, а по территориальному принципу. Выдвинута идея восстановления на основе сохранившихся ценных историк-культурных фрагментов «естественного урбаценоза». Один из методов – воссоздание утраченной застройки на основе архивных чертежей, которые вошли в иллюстративную часть книги.

– Ты предлагаешь идею достопримечательного места для историечкого центра Орла – она рассматривается «компетентными органами»? По твоим ощущениям, на идеи, изложенные в книге, есть «спрос» в городе? Есть у жителей понимание неслучайности формирования облика Орла или хотя бы ощущение того, что к этому надо вернуться? 

– Идеи охранного зонирования и заповедания городских территорий поддерживала всегда очень небольшая часть интеллигенции. Из самых крупных фигур нельзя не вспомнить Д.С. Лихачева, который написал об орловском заповеднике в 42-м из «Писем о добром и прекрасном». Но немало и тех, кто доходит даже до ерничества и фиглярства, когда встают эти судьбоносные для города вопросы. У нас очень немного союзников. Есть еще одна причина. Люди искренне не понимают ценности наследия и современных аксиологических подходов. Они «ушиблены» советской идеологией и вообще идеями эпохи НТР, не понимая, что их призывы к «развитию» и «обновлению» безнадежно устарели и звучат как старческое брюзжание. Возраст при этом здесь не играет никакой роли. Самое интересное, что т.н. «простые люди» гораздо более отзывчивы, им не нужно ничего объяснять, потому что это на самом деле коренится в естественной нравственности, это архетипы.

– Какие открытия были сделаны в процессе исследования? Или, напротив, работа над книгой задала еще больше новых вопросов и загадок?

– Открыт целый пласт архитектуры Орла периода барокко и классицизма. Целые ансамбли. Воссоздан полностью облик главного ансамбля зданий губернских учреждений на конец XVIII – начало XIX вв. Найдены чертежи и фото барочных церквей до их перестройки в эпоху историзма, эклектики – Покровской, Преображенской, Смоленской, Георгиевской. Выявлено более 20 объектов рядовой застройки XVIII – начала XIX вв.; 13 из них официально получили статус выявленных памятников. Найдена панорама Орла конца XVIII в. с изображением Наместнического дворца, от которого ведёт историю снесенный несколько лет назад комплекс на Гостиной улице, 1.   

Развенчаны мифы о том, что основное наследие Орла относится ко второй половине XIX в. и более позднему времени, а более старинное якобы сгорело в «опустошительных пожарах» 1840-х гг. Ряд известных памятников по результатам моих исследований «состарен» лет на 50–70. И второй миф, который разрушен – что основная часть архитектурного наследия Орла погибла во Второй мировой войне. Показано, что город неплохо сохранился, остались невредимыми целые кварталы капитальной исторической застройки центра, что он мог бы иметь европейский историко-культурный статус с соответствующими ландшафтами, учитывая то, как бережно и художественно он был восстановлен после войны. Настоящий удар по наследию Орла нанесен в 1960-е-80-е гг.

– Что стало самым сложным и интересным в работе над книгой?

– Самым интересным были – работа в Российском государственном историческом архиве (РГИА), открытие уникальных графических памятников, открытие города XVIII в. Самым сложным – предпечатная подготовка с жесточайшими литературными корректурами (при этом очевидно, что абсолютного совершенства вряд ли возможно было достичь), но одновременно это было тоже захватывающим – мы вместе с дизайнером издательства «Картуш» Александром Ухиным создавали эту книгу уже как произведение декоративно-прикладного искусства, полиграфический арт-объект: подбор гарнитур, макеты страниц, буквицы, декоративные элементы, расположение вклеек-альбомов в текстовом блоке и иллюстраций внутри разворотов, масштабирование, обрезка, фон, моделирование-реставрация отдельных сильно повреждённых архивных чертежей, обложка, которую дизайнер прорисовал в точном соответствии с моим эскизом, цветовые решения.

– Есть идеи следующих книг? 

– Я хотел бы сделать монографию по неоклассицизму в архитектуре Орла. И конечно, надо продолжать углубляться в XVIII век.

***

Ну а сейчас с любезного разрешения автора публикуем Часть 2 Главы 1. 

1. Концепция ландшафтного города

         Л.М. Тверской и Г.В. Алфёрова выдвинули в отечественной градостроительной науке концепцию ландшафтного города свободной планировки. Суть её состоит в том, что русское градостроительство дорегулярной поры – с древности до второй половины XVIII в. –  не было стихийным и бессистемным, а имело свои принципы построения города, в  том числе сформулированные письменно, кодифицированные. Они, так же как и регулярное градостроительство второй половины XVIII – начала XIX вв.,  представляли собой продуманную систему, но построенную на иных началах.  Решающую роль в этой системе играл природный ландшафт – холмы, овраги, выходы скальных пород, акватории, т.е.  те топографические объекты, которые будут создавать основные сложности при регулярной перепланировке, подчас либо игнорировавшей их, либо стремившейся их преодолеть, нивелировать: практика засыпки оврагов, заключения в трубы малых рек характерна именно для регулярной эпохи вплоть до сегодняшнего дня.

 Ландшафтный город изначально мыслится как единая цельная композиция, которую задаёт  вмещающий ландшафт. Общий «архитектурный абрис» местности, пространственный контур, соотношение, компоновка масс, присущие природному каркасу, ландшафтной подоснове города, определяют его форму. В сущности, природный и антропогенный архитектурно-планировочный каркас в этой системе совмещаются, рукотворная архитектура как бы «стелется» по рельефу местности, «легко ложится» на него, «плавно входит в природу»  –  по словам Г.В. Алфёровой[1]; происходит «включение города в ландшафт местности»[2]. Ландшафт мыслится как природная архитектура, т.е. организация в пространстве объёмной формы, пластически выражающей эстетическую идею. Рукотворная архитектура возникает не безразлично к ней и не противостоит ей, а служит её продолжением, подчёркивая, выявляя и заостряя её особенности. Можно сказать, что город, возникающий на определённом ландшафте, «осмысливает», выявляет  его как художественную форму. Г.В. Алфёрова называет это «художественным осмыслением ландшафта»[3].

В отличие от плоскостно-ортогональной регулярной системы построение средневекового русского города было тектоническим. Он проектировался «от места», а не «с листа»[4]. Этот метод работы уподоблял архитектора скульптору, который как бы лепил город на месте, сразу в пространстве, архитектура действительно становилась «обитаемой скульптурой», метод средневековых зодчих выявляет общее, единое пластическое начало этих искусств. Проектные чертежи городов были рисованными. «Основой образа средневековых городов была объемно-пространственная модель, построенная на определенном модуле. Облик города формировался благодаря применению единого заданного размера — модуля, которому подчинялась вся пропорциональная взаимосвязь в пространственной системе города. Все размеры в городе были кратны модулю. Мы здесь сталкиваемся с тектоническим методом проектирования и строительства городов. /…/ При проектировании города первичной была его объемно-пространственная система, а план был вторичен. /…/ Поэтому вернее такие города называть пространственно-модульными, а не свободными по планировке»[5].

Такой подход давал возможность изначально формировать его как единый целостный ансамбль, как архитектурную «крупную форму»; архитектура в полной мере выявляет при этом свою принадлежность к визуальным, изобразительным искусствам: город видится и создаётся как единая природно-архитектурная пейзажная композиция, рассчитанная на целостное визуальное восприятие. Принцип направленности формы на восприятие, обоснованный в теории музыки академиком Б.В. Асафьевым, во всей полноте раскрывается здесь в визуальном искусстве.

Структуру города определяет его визирная система[6], которая формируется как извне, так и изнутри городского пространства.  Ландшафтный город может быть воспринят весь, целиком из определённых точек, откуда открывается вид на него. Этот расчёт на целостное восприятие из ключевых видовых точек, выстраивание  композиции исходя из системы визуальных координат существенно отличает градостроительство прошлого от сегодняшнего дня. Многочисленные «виды городов» первой половины XVIII в. и более поздние, сформировавшие целое направление в  пейзажной графике, подтверждают это. Надо отметить, что этот принцип не был утрачен и в регулярную эпоху. «Забота об общей «картинности» (по терминологии 30-х годов XIX  века) города и его пейзажа была важнейшей при композиции плана города», - писал В.А.  Шквариков[7].

Визирная система внутри него опиралась на закон апопсии: сложившиеся пространственные связи не должны были нарушаться новыми постройками, визуальные векторы (визирные линии) на архитектурные доминанты и окружающий город ландшафт строго сохранялись. Эстетически ценный ландшафт за  пределами города мыслился как его неотъемлемая часть. Для этого между зданиями оставлялись разрывы – «прозоры», город был прозрачным. Этими же принципами определялась и высотность застройки, которая выдерживалась таким образом, чтобы не нивелировать ландшафтный контур и не перекрывать ключевых визуальных векторов, не разрушать  целостности городского пространства, ощущения единства градостроительной формы в любой его точке. «Стелющаяся» по рельефу, очерчивающая его контуры застройка создавала то, что можно было бы условно назвать макроформой в архитектуре, т.е. формой целого района или даже всего города, определяемой морфоструктурой земной поверхности.

2. Расселенческий и топонимический каркас

         В XVI  веке Орёл имел три линии укреплений. Кремль или «Город рубленый», сделанный из поставленных на высокий земляной вал городен – бревенчатых срубов, занимал площадь около 1 га там, где теперь мемориальный парк между Богоявленским собором и стелой 400-летия Орла.  Малый острог – вторая линия укреплений, полукольцом охватывала территорию, на которую он распространялся далее в междуречье Оки и Орла – центр современного Заводского района в границах Рыночного переулка и начала ул. Гагарина. Третья линия укреплений, Большой острог, очевидно, сооружена позднее, в 1571 году, когда город в связи с набегом Девлет-Гирея  укреплён «пуще прежнего». Эта линия проходила приблизительно по оси современного Володарского переулка. Она захватывала Заочье – нынешний Железнодорожный район в границах улиц Покровской и Фомина от Плаутина колодезя до Пересыханки, а также Заорлицкую часть с современной ул. Ленина (Болховской дорогой) и Детским парком (бывший «Сад-аквариум»).

         Территории слобод – городской селитебной земли с «осадными дворами» дворян и детей боярских –  располагались как в границах укреплённого города, так и за их пределами. Так, вдоль Кромской дороги, примерно по оси современной ул. Гагарина, прямо за стеной Большого острога находилась Студёная казачья слобода, а ещё дальше, в районе «Песков», где теперь проходит ул. Нормандия-Неман (бывшая Песковская),  –  Стрелецкая слобода с ц. Ильи Пророка, существующей здесь и сегодня. Посадская слобода занимала территорию у городских стен вдоль Карачевской дороги, соответствующей современной Карачевской улице, Ямская была на одноимённой горе, где теперь Драмтеатр и Горадминистрация, казачья Покровская – в Заочье, в границах Большого острога и за их пределами, у развилки дорог на Мценск и Новосиль – современный сквер Танкистов и улицы Московская и Пушкина. В некотором удалении от крепостных сооружений, помимо Стрелецкой, лежавшей в версте от них, располагались казачья Пятницкая слобода с церковью Параскевы Пятницы (это место называлось впоследствии Пятницким погостом у Селиховой рощи)  – район современных Курских улиц и Ахтырско-Никитской церкви, а также деревня рассыльщиков Под Девяти Болоты – за ручьём Студёный верх (современная улица Зелёный ров), у излучины Орла, напротив современного Дворянского гнезда (Вавилон – старое название улицы Зелёный берег). В версте от Кремля стоял Богоявленский (Успенский) мужской монастырь, а напротив него, в низкой болотистой Заокской части – две деревеньки: Деменина и Лаговчина (Под Двумя Болотцы). Между ними и Покровской слободой по берегу Оки тянулась Орловская пристань. Ручей Студёный Вершек, русло которого прекрасно сохранилось и теперь, вытекал, вероятно, из находившегося на месте современной Комсомольской площади Утиного болота.  За Большим острогом, в районе современных улиц Ленина и 7 Ноября располагался Афанасьевский погост с церковью св. Афанасия и Кирилла Александрийских. Впоследствии на этом месте возник Введенский женский монастырь[8] [9] (рис. 7).

Эти древние орловские топография и топонимика точно обозначают территорию города XVI  века, «изначального» Орла в современных ориентирах. Интересно отметить, что за период со времени основания до 1960-х годов он в основном развивался в этих пределах, не слишком существенно расширив границы. Тот факт, что основные параметры и территориальное деление его определились уже в XVI веке и довольно ясно читаются по сей день – примечателен сам по себе: территориальные координаты основной части современного Орла совпадают с городом XVI в. (Мы не берём во внимание новые микрорайоны, возникшие после 1960-х гг.). С другой стороны, это вполне согласуется с  обыкновением сразу делать разметку всего города на местности и с технологией скоростного строительства в XVI в.[10]

Следует указать на довольно большие чресполосные участки: Стрелецкая слобода  в версте от укреплённой части, Успенский монастырь – тоже в версте, Пятницкий погост – также в отдалении. Обширные земли, примыкающие к слободам, были до конца XVIII в. заняты пашней. Вспоминаются слова современника, точно характеризующие принцип освоения местности европейским средневековым городом: половина его заселена, а половина – засеяна[11]. Это замечание справедливо и для Орла. Он постепенно осваивал охваченную в XVI площадь. Территориальную диспозицию города XVI века можно рассматривать как своеобразный набросок, эскизный план его перспективного развития, который в дальнейшем был «прорисован»: контуры намеченного городского пространства постепенно заполнялись. Вообще, видимое отсутствие территориальной целостности – характерная черта средневекового города в начальном периоде его существования[12].  Однако  такой вывод основывается на современном представлении о нём. Среди исследователей существует ошибочное его отождествление только с  укреплённой частью и «городской селитебной землёй». Слободы и другие территории рассматривают как находящиеся якобы за пределами городской черты. Процесс постепенного включения слобод, пахотных и выгонных земель в «черту города» принимают за  его рост.  Этот взгляд опровергнут в современной науке. Он держится на непонимании особенностей строения древнерусского города в связи с его жизненным укладом.

Древнерусский ландшафтный город не отделялся от природы не только в эстетическом, но и в практическом смысле,  культивируя связанные с ней формы хозяйствования. Природный ландшафт был не только «вмещающим», но и «кормящим». «Город должен был иметь вокруг себя пахотные и выгонные земли, достаточные для пропитания всего населения. Об этом заботились так же, как и о территории самого города. В связи с этим предусмат­ривалось, каким будет вид на городской ансамбль  с больших дистанций (курсив наш – И.К.). Город должен был также иметь дикие, не обжи­тые территории, на которых можно было занимать­ся рыбной ловлей, бортничеством, охотой и другими промыслами. Эти куски нетронутой природы — дре­мучие леса и топи — специально сохранялись не только в промысловых целях, но и как дополни­тельное средство защиты от внезапного нападения. Человек бережно относился к природе, которая кормила и охраняла его, изменял природу незначи­тельно, развивая в ней то, что было ему необходимо. Поэтому он умело вписывал свои города в приро­ду, лишь иногда корректируя ее в целях улучшения обороны»[13].

  Таким образом, пахотные и выгонные земли, покосы, лесные и прочие угодья, обеспечивая жизнедеятельность населявших город людей, были неотъемлемой частью самого города.  Фрагментарное, а в некоторых малых городах полное сохранение этой особенности вплоть до сегодняшнего дня является фактом существования реликтовых городских ландшафтов и необходимости их охраны.

         Собственно городской характер ландшафта определялся в первую очередь оборонительными сооружениями[14] (рис. 8). Примыкавшие к городу слободы являли собой типичные образцы поселений сельского типа. Характерно наличие у каждой слободской общины своих пахотных и выгонных земель. Длинные торговые улицы, рассекавшие село пополам, можно рассматривать как своеобразные аналоги «длинных рынков» в тех средневековых западноевропейских городах, которые образовались из сёл[15]. Слободской храм ставился посреди такой улицы. Вокруг него образовывалась небольшая площадь. Так возникали храмы «на торгу», как, например, в Орле –  «Никола Рыбный». Трассы этих центральных слободских торговых улиц совпадали с главными дорогами. «Агломерация» слобод – небольших сёл вокруг крепости,  формировала городской ландшафт.

Такая схема городского плана существует в нашей территориальной зоне со времён железного века, с периода распространения «скифской вуали», т.е. с сер. I тысячелетия до н.э. Поздне-сейминские племена скифской группы имели большие поселения оседлого типа, представлявшие собой комплекс селищ с городищем в центре. Этот преобразованный, но в основном сохранивший типичные черты сельского ландшафт, эволюционируя, просуществовал до наших дней. Ещё 30-40 лет назад он вполне подошёл бы под определение реликтового, но активная зачистка привела к тому, что теперь он в наших городах – стремительно деградирующий и вымирающий. Его «маркировка», древние топонимы  – Посадские, Пушкарные улицы –  сохранились до наших дней, но без самих ландшафтов они  утрачивают своё содержание.

 В идиоме «родная земля» слово «земля» ошибочно понимается в переносном смысле. Эволюционирующие городские ландшафты являются своеобразными рефигиумами. Веками не менявшийся характер освоения территории – адаптивный, /как мы уже сказали,/ основанный на возделывании земли, – сохраняет эту землю практически неизменной, консервирует её. Историческая память земли сосредоточивается в культурном слое. Вот почему разрушая кварталы XVIII – XIX вв. в центре русских городов, фактически ликвидируют реликтовые ландшафты средневековья, землю, которую под своим спудом сохранял нетронутой данный ландшафт. Топоним же, оторванный от топоса, лишённый его, теряет всякое значение.

          3. Сакральный каркас города

          Орёл основан под Рождество Пресвятой Богородицы, 21 сентября по новому стилю. Первый храм его и кафедральный собор до конца XVIII  века носил это имя, а день праздника является днём рождения города. Сам он принадлежит к числу «богородичных», находящихся под особым покровительством Божьей Матери[16].

          Острый угол слияния Орлика и Оки образует стрелку. Стрелка изначально была ядром градостроительного каркаса территории – на ней располагался Кремль. Стала она и узлом каркаса сакрального, поскольку здесь стоял главный храм /города/ – Рождество-Богородичный собор, от которого линейно, вдоль рек и дорог, потянулись вереницы слободских храмов: Николы в Рыбных рядах, Воскресения Христова в новой Стрелецкой слободе, Ильи Пророка в Стрелецкой слободе XVI века. В XIX веке этот ряд был дополнен Успенской единоверческой церковью. Своеобразным дублёром Рождество-Богородичного явился Богоявленский собор, поставленный почти на одной оси с ним и примерно равно удалённый от обеих водных артерий. От него пошла цепь храмов вдоль орлицкого берега – Успенская, Михаило-Архангельская и Васильевская церкви. Последняя хотя и расположена через улицу от реки – привязана к ней как часть речной панорамы. О линии храмов и монастырей левобережья уже было сказано. В начале XIX в. эта линия дополняется Павловским кафедральным собором, благодаря которому образуется новый вектор – вертикальный, служащий как бы продолжением линии акватории Оки, когда её русло упирается в высокий берег, где стоит собор. Собор становится узловым объектом архитектурно-градостроительного каркаса как точка пересечения  векторов – горизонтальных и вертикального.

Храмы Заочья также привязаны к реке. Это живописный комплекс Покровской и Преображенской церквей, создававший целое «архитектурное урочище» в самом центре города (рис. 9, 10), Ахтырская церковь на старом Пятницком погосте и утраченная в 1950-е гг. Сергиевская церковь на одноимённом кладбище. Ансамбль Покровской и Преображенской вписывался в линию орлицких храмов в видовом раскрытии с Александровского моста.

Некоторые даже удалённые от берегов храмы и комплексы в дальней видовой перспективе воспринимаются с речных берегов, входя в их панорамы как бы «вторым планом». Это можно сказать и об Иверской церкви, возникшей в начале XX века на возвышенном месте недалеко от истока ручья Ленивец, и о занимающем самую высокую точку города комплексе нового девичьего монастыря, перенесённого на Курскую площадь в середине XIX века, и о Смоленской и Николо-Песковской церквях, хорошо смотревшихся с окских и орлицких берегов до застройки их во второй половине XX века. Сохранение местоположений храмов при перестройке, а вместе с ними – возможно, существовавшего модуля при их расстановке в древности, привязка их к реке, независимо от степени удалённости, говорит об интеграции древнего пространственно-модульного построения города в его регулярную структуру. Не случайно авторы Генплана 1945 г. оставляли нетронутыми все прибрежные храмы и храмовые ансамбли – в них читался, «просвечивал» образ «изначального Орла».

         О роли мостов в его градостроительном ареале уже было сказано. Приведём пример. До 1990-х годов лучший вид на Ахтырский храм открывался с Красного моста. Расположение этой церкви было примером незаурядного градостроительного решения:  стоящая на окраине, она становилась главным объектом лучших панорам и видовых раскрытий из центра города! Отключение пространственного мышления у современных проектировщиков, пренебрежение законом апопсии  лишило его этой достопримечательности.

         Рисуя схему сакрального каркаса Орла, нельзя не остановиться на участке, хотя и периферийном в его общем территориальном плане, но оказавшемся скоплением узловых сакральных объектов и охваченным своеобразной «сакральной сетью». Это район вокруг упомянутой Ахтырско-Никитской церкви на старом Пятницком погосте.  Путь сюда лежит через подъём наверх, и Ахтырский храм всегда открывается взору несколько неожиданно как внезапно явленное «сверху» (в буквальном смысле) чудо. Такое впечатление было особенно сильным, когда сохранялась историческая застройка Курских улиц, и старые дома на высоких подклетах словно громоздились друг на друга при начале подъёма на 3-й Курской, с её  тёмным густым колоритом,  а в конце подъёма, за корпусами больницы, вдруг ярким контрастом вставал, «являлся» светлый, охристый, золотистый храм.   Верникулярный топоним территории – Богдановка – является местной транскрипцией общероссийского «божедомка», скудельница[17] (рис. 11). Здесь, на юго-восточной окраине Орла, расположены и наибольшие высотные отметки. Простирающаяся далее по прибрежным холмам и увалам новая Пятницкая слобода, возникшая в конце XVIII века, скрывает в своих недрах знаменитые Пятницкие пещеры – окна в геосистему. Как видим, описываемая территория совмещена с узловыми структурами природного каркаса. Старая Железнодорожная больница подле Ахтырской церкви хранит память о первых богоугодных заведениях рубежа XVIII – XIX вв. – Приказа общественного призрения, которые строили архитекторы А.П. Клавер и Ф.И. Петонди, и сменивших их  Духовных училищах – Малой семинарии. Далее по Ахтырскому переулку (ул. 5 Августа) расположен комплекс Духовной семинарии, завершённый Петонди в 1827 г. Старинный Семинарский парк огибается руслом речки Пересыханки, проходящим по большому оврагу, на другой стороне которого на небольшом холме лежит Афанасьевское кладбище, показанное здесь ещё на плане 1793 года[18]. С середины XIX века оно стало монастырским, поскольку неподалёку расположился ансамбль Христорождественского девичьего монастыря.

Афанасьевское кладбище с сохранявшимся на нём до 1996 г. последним деревянным храмом Орловщины связано с именем Христа ради юродивого Афанасия Андреевича Сайко. Небольшие холмы вокруг него – ценный ассоциативный ландшафт: здесь святой пас коров, беседовал со своими почитателями[19].  Район обладает выраженным колоритом и «настроением». Его информационная глубина не исчерпывается религиозными объектами. Ассоциативность этого ландшафта шире. Так,  Ахтырско-Никитский храм, его служители и прихожане навсегда запечатлены  в мировой литературе в произведениях Н.С. Лескова. Ахтырская церковь, 1-е Духовное училище, Духовная семинария, участок дома № 92 по 3-й Курской улице связаны с детством и юностью выдающегося русского композитора В.С. Калинникова[20]. Его родственником, очевидно, был протоиерей Аполлон Фёдорович Калинников – настоятель Ахтырского храма, живший в стоящем напротив двухэтажном каменном доме и похороненный у стен церкви[21]. Христорождественский монастырь и Афанасьевской кладбище – место затвора и упокоения Евдокии Коротнёвой, предполагаемого прототипа Лизы Калитиной в «Дворянском гнезде» И.С. Тургенева. Своеобразный колорит района усиливается пересекающей его веткой старейшей российской железной дороги – Орловско-Витебской (Риго-Орловской), до сих пор сохранившей однопутную колею и тепловозную тягу[22]. Величественный старый железнодорожный мост через Оку на фермах завершает своеобразную картину всего ландшафта (рис. 12). Заметим, что эта проходящая через город железная дорога служит уникальной линией его обзора, не случайно лучшие панорамные фото XIX в. сделаны именно отсюда (рис. 13).

         Духовно-ассоциативным компонентом обладают городские ландшафты в районе улицы Гагарина (Воскресенской) как родина о. Иоанна Крестьянкина, Прядильной улицы, также связанной с жизнью А.А. Сайко. Исконный центр старообрядчества, Орёл буквально усеян раскольничьими «скитами» и молельнями, располагавшимися в городских усадьбах. Остатки такого ассоциативного ландшафта по Левому берегу Оки, 21, связанного с историей общины Австрийского согласия, недавно стёрты с лица земли[23] (рис. 13, два дома на берегу в левой части изображения).    

    4. Информационная парадигма городских ландшафтов

         Информационная парадигма орловских городских ландшафтов сложна и глубока. Каждый слой заслуживает отдельного исследования. В данной работе, изучающей особенности формирования и ценностные детерминанты городской среды в основном в архитектурном аспекте, мы, тем не менее, не можем о них не упомянуть, поскольку историко-культурная ценность исследуемых объектов – городских ландшафтов, территориальных комплексов – в немалой степени определяется глубиной и значимостью «окутывающих» их «ментальных оболочек», информационных слоёв, их мемориальным значением. Тем более, что ассоциативность как критерий ценности многих из объектов исследования порой преобладает над другими критериями[24].

В этом плане следует прежде всего сказать о «литературном Орле». Каждый писатель-орловец оставил свой образ города. Есть Орёл Тургенева, Орёл Лескова и Леонида Андреева, бунинский Орёл. Для целей данной работы важно указать на черты этого образа в объектах нашего исследования как подлинных артефактах, хранителях исторической памяти о нём. Действие многих рассказов и повестей Лескова происходило в Орле. Все территории и объекты, упомянутые писателем, являются сейчас ассоциативными ландшафтами, глубина и значимость информационного слоя которых определяется присутствием их в произведениях классика русской литературы – Головановский овраг, Пересыханка, Курские улицы, спуск к Оке у пристани, Троицкое кладбище и другие территории[25]. То же самое значение приобретает ландшафт Пушкарной слободы в свете не только присутствия его в произведениях Л. Андреева, но и существования в наши дни подлинных домов, в которых жили прототипы его героев, и в которых жил сам писатель. «Дворянское гнездо» и Дом Лизы Калитиной – яркий пример ассоциативного ландшафта, возникшего благодаря произведению Тургенева. В ходе изучения застройки центральных кварталов Орла был выявлен информационный слой, связанный с бунинским Орлом – проекты, чертежи, фотографии зданий, окружавших писателя во время его прогулок по городу. На их основе возник реальный, материальный, зримый образ города, в котором жил и который экзистенциально передал Бунин в своём художественном слове.

         Важной составляющей информационной парадигмы культурных ландшафтов Орла является творчество ряда художников, создающих этот информационный слой уже в наше время. Выделяются работы Г. Дышленко, О. Тучниной и О. Сорокиной, для которых городской пейзаж стал одной из ведущих тем в творчестве. Образ города, городские ландшафты, увиденные глазами художника, через своеобразное исследование, проведённое в художественном плане, средствами искусства, получили обоснование, доказательство их ценности по эстетическому критерию[26].  Об этом явлении писал А.А. Формозов: «Учёные, занимавшиеся историей культуры, на первых порах помогли  живописцам лучше узнать бытовую обстановку минувших столетий. /…/ Но настал момент, когда художники раскрыли глаза учёным на памятники как создания искусства. Верной оценке эстетического значения русской архитектуры мы больше обязаны художникам, чем историкам и искусствоведам»[27].

         Говоря об образе города, формируемом средствами искусства, нельзя не сказать и о современной поэзии. Пожалуй, как никто другой атмосферу и дух Орла почувствовал и передал в стихах и прозе В.М. Катанов. Речь идёт не о конкретной эпохе или периоде, а об исторических обобщениях, целостном ассоциативном восприятии, в котором ключевые природные и культурные феномены слиты:

Я живу в Орле.

Мой май сиренев.

Мой октябрь багров и золотист.

Входит в парк задумчивый Тургенев —

Слышит каждый падающий лист.

Я брожу по орлицким откосам —

Синий Орлик сумерками сжат,

Звёзды, словно огненные осы,

Надо мною светятся-дрожат.

Эти звёзды виделись Лескову,

Шёл под ними Бунин молодой,

И звенело пушкинское слово

В ранний час над вешнею водой.

Просияв задумчиво и кротко,

Входит в город полная луна.

Анны Керн летучая походка

На вечерней улице слышна.

(«Орёл-город», отрывок)

Постою у начала Орла — 

У моста, у воды, у причала. 
Две реки — два орлиных крыла: 
Стариною меня укачало. 
И опять исторический сон: 
Казаки, мужики, воевода, 
Шорох веток, и шелест знамён, 
И орёл в синеве небосвода.

(«Начало»)

До старины подать рукою:

Шумит, как много лет назад,

Над величавою Окою

Орловский Шредеровский сад.

Скамейки старого бульвара.

В цвету каштаны. Дуб седой.

Старинный вальс. Кружатся пары.

Идёт Тургенев молодой.

(«Городской сад»)

Михаила Архангела храм, 
А поодаль Василий Великий. 
В воскресение звон по утрам, 
Поздно вечером — лунные блики. 
В палисадах бушует сирень —

Хорошо постоять у сирени... 
Леонида Андреева тень, 
Леонида Афонина тень — 
Дорогие орловские тени.

(«Тени»)

         Неотъемлемой частью иконографии Орла стали старинные фотографии, собрания и альбомы которых выпущены в последнее время и являются общественным достояниям. Это изменило образ города, представление о нём. Благодаря широкой популяризации старые виды, утраченные объекты постепенно становятся и уже стали частью городской среды, существующей в ментальном плане. Образ места, того или иного городского ландшафта формируется в общественном сознании уже не однопланово, а исторически многомерно, и недалёк тот день, когда самые яркие образы потребуют своего воплощения в виде музейных экспонатов, воссозданных исторических объектов городской среды. Возрастание и напряжение информационного поля вокруг того или иного ландшафта может вызывать определённые управленческие решения.

5. Формирование архитектурно-градостроительного каркаса

         К началу XVIII  века, когда окончательно закрепился территориальный каркас, архитектурный облик  Орла представлял собой целостный ансамбль, в центре которого, в низкой, «партерной» части возвышался деревянный Кремль с огромной шатровой шестигранной Большой Караульной башней и шатрами восьмерика и колокольни Рождество-Богородичного кафедрального собора; ансамбль Кремля дополняло каменное узорочье нарядного, ярко-красного с белокаменным резным декором Богоявленского собора, не уступавшего по уровню художественной отделки московским и ярославским образцам (об этом свидетельствует фото 1970-х гг. сохранявшихся на тот момент остатков первоначального декоративного убранства храма, рис. 14). Далее над деревянной  застройкой Нижнего города высились каменные храмы – Николы Рыбного, Воскресения Христова, Успения Божьей Матери.  Левый, поднимавшийся пологим амфитеатром берег Орла был акцентирован вертикалями каменного Введенского собора и пока ещё деревянной, но уже в 1732 г. отстроенной в камне Георгиевской церкви, стоявшей на вершине Егорьевской горы (место рядом с современным кинотеатром «Победа»). Ритмично идущая далее, нависая над Окой подобно бельэтажу и ярусам, горная «гряда» старой Ямской (позднее – Банной, или Балашовой), Левашовой (название XIX  века), более поздней Ямской и Взвозной гор (она называлась также «Каменным верхом») с красивыми обнажениями известняков девонского периода венчалась ансамблем каменного Успенского монастыря на Взвозной горе, замыкавшего городскую панораму. В Заочье её дополняли деревянная шатровая Покровская в одноимённой драгунской казачьей слободе (каменный  храм возведён в 1752 г.; о его оригинальной архитектуре в стиле барокко можно судить по рисунку И.И. Срезневского 1839 г.[28] и фиксационному чертежу 1850 г. – см. параграф 4 II главы) и построенная уже в непосредственной близости от неё Спасо-Преображенская, ставшая преемницей Пятницкого храма казачьей Пятницкой слободы. Старый Пятницкий погост со времён «литовского разорения» до последней четверти XVII  века, когда там срубили деревянный храм Никиты Мученика, оставался без церкви, а в 1786 году на нём был построен существующий доныне Ахтырско-Никитский храм с классицистской колокольней со шпилем, замыкающий панораму города в этой, уже достаточно возвышенной правобережной заокской части.

         Своеобразные отношения с природным ландшафтом, в который  встроен город[29], сохранение этой ситуации на протяжении веков, без полного согласия с требованиями фортификации, позволяют говорить о спонтанно возникшем преимуществе эстетического начала над утилитарным. Именно в этом причина отмечаемой многими особой его «поэтичности». Расположение цитадели в низком, затопляемом месте, на открытой равнине с почти нависающими над ней горами левобережья Орла и Оки – не очень выгодно с оборонительной точки зрения, аналоги этого в градостроительстве мы встречаем редко. Однако неоднократно возникавшее намерение перенести её в высокую гористую часть не было осуществлено. Вероятно, это связано с тем, что, как отмечали исследователи прошлого, «Орёл никогда не имел значения важного стратегического пункта, потому что вскоре были построены Курск, Ливны, Кромы и другие города»[30]. На это же указывают и П.С. Ткачевский и И.И. Лебедев: «Орёл попал в охранительную систему городов (в охранительную, а не оборонительную, которая была значительно выше к северу)»[31].  Благодаря этому он развивался в условиях особых возможностей для создания видовых коридоров, панорам и перспектив, намеченных самой природой, подсказывавшей его зодчим наилучшие градостроительные решения.

         Театральные аналогии в топографии находят продолжение в  архитектуре, которая благодаря им приобретает вид сценической панорамы и особую «зрелищность». Историческое ядро как партер и сцена, нависающие над ним «ярусы» горной гряды левобережья, «амфитеатр» пологих спусков заорлицкой и подъёмов заокской частей создают идеальные условия для обзора, зрительного восприятия пространства: всего исторического центра как единого панорамного объекта – с высоких частей, а из него, из самого центра – нагорной панорамы как масштабной сценической декорации. Это хорошо видно на некоторых сделанных в разные эпохи панорамных изображениях, живописных и фотографических (рис.15-18).

         Следует обратить внимание и на определившуюся сразу, с момента основания, неодноцентренность, изначальную многомерность и полицентричность городского пространства. Как правило мы встречаемся с расположением города на одной стороне реки, на пологом или гористом берегу. В Орле же сразу наметились три центровые зоны – Кремль на стрелке, развилка дорог в Заокской части (сквер Танкистов) и горы с архитектурными акцентами на них в современном Советском районе. В дальнейшем, при составлении первого генерального (Регулярного) плана  в 1779 г. в каждой из этих зон была сформирована более или менее явная лучевая (веерная) планировочная структура, объединение же этих участков дало в целом подобие радиально-кольцевой планировки во всём городе, что подчёркивало его архитектурное единство, «закольцовывало» его пространственно-планировочные сегменты в единый ансамбль, где все планировочные оси сходятся к древнему центру в треугольнике междуречья и так же плавно расходятся от него.

         Вековая неизменность расположения, сохранение границ  территориальных зон обусловили эволюционный характер развития: городское пространство формировалось постепенно путём включения в него новых ценных элементов. До середины XX  века работал принцип интеграции, взаимопроникновения градостроительных слоёв разных эпох, новый слой возникал комплементарно, естественно «вживлялся» в существующую текстуру. Развитие происходило как постепенное накопление, и ещё в середине XX века Орёл вмещал всю огромную информацию, собранную за четыре столетия своего существования и выраженную в объектах материальной культуры. Парадокс – но именно Великая Отечественная война послужила причиной тому, что коренное вмешательство в этот живой многовековой организм, фактически равное его уничтожению, разрывание  основных, всей его историей сформированных функциональных связей, которое нёс первый советский Генплан 1938 года, оказалось отложенным на полтора-два десятка лет. Масштаб разрушений Орла в годы войны преувеличен: за исключением отдельных локальных утрат, город практически полностью сохранился после нее. Его восстановление в первое послевоенное десятилетие преимущественно носило характер реставрации. Это своеобразный пример реставрации, осуществлённой в градостроительном измерении – применительно не к отдельным объектам, а к городу в целом.

         Сравнительная недолговечность дерева не дала возможности древним памятникам деревянного зодчества Орла войти в новейшую историю. Этот исторический градостроительный слой естественным образом оказался утраченным. Но он может быть компенсирован, восстановлен как музейный экспонат на основе существующей научной реконструкции и проекта воссоздания. В отличие от него, все более поздние пласты, начиная с последней четверти XVII  века, связанные уже с каменным строительством, в основном хорошо сохранялись до середины, а частью – до 80-х и даже 90-х гг. XX  века. Остатки их не только как заметные памятники архитектуры, но и в среде так называемой «рядовой» застройки существуют и ныне.

Проведённый анализ позволяет сделать следующие выводы:

- природный ландшафт, служащий структурной основой градостроительного каркаса Орла, при невысоких градиентах и отсутствии выраженной экспрессии и скульптурности форм достаточно выразителен для создания индивидуального образа города

- основную роль в этом играет существование в структуре его территории двух планов – возвышенной, нагорной части над реками и ровной низинной – пойменной, а также особенность, заключающаяся в том, что город «пропускает» через себя реки, причём, его архитектурное ядро рассредоточено в обоих планах; изначальное расположение Кремля в низкой части –  нетипичная, нехарактерная топографическая ситуация

- следствием этого является особая картинность города, наличие панорамных раскрытий, обеспечивающих выгодный обзор его крупных пространственных секторов и возможность в определённых ключевых точках, расположенных по осям рек, в том числе на мостах,  воспринимать градостроительную форму целостно, находясь внутри городского пространства

- этим также обусловлена роль рек как каркасных осей – в архитектурно-планировочном, градостроительном и сакральном планах

- структура города изначально сложилась на основе пространственно-тектонического принципа

- территориальный план Орла определился со времени его основания, с XVI века, и практически не менялся до середины XX, оставаясь до сих пор его историческим ядром

- градостроительная история Орла заключалась в постепенной «прорисовке», конкретизации этого плана

- природные и природно-антропогенные объекты были частью городской территории и пространственной композиции города

- на протяжении всей градостроительной истории Орла действовал принцип накопления, комплементарный характер застройки

- признание факта существования информационного слоя городского ландшафта позволяет на основе указанного принципа комплементарности создать путём музейной реконструкции целостный синтетический хронотоп, преодолевающий временную дискретность и факты совершившихся утрат и собирающий в пространственно-временной континуум всю градостроительную историю Орла.

[1] Алфёрова Г.В. Русские города XVI – XVII веков. С. 16.

[2] Там же. С. 189.

[3] Там же. С. 186.

[4] Там же. С. 187.

[5] Алфёрова Г.В. Русские города XVI – XVII веков. С. 178 – 179.

[6] Там же. С. 197.

[7] Шквариков В.А. Очерк истории планировки и застройки русских городов. – М.: Издательство литературы по строительству и архитектуре, 1954. – С. 94.

[8] Неделин В.М. Орёл изначальный.  С. 46-51.

[9] Емельянов В.Г. Улицы города Орла. С. 5 – 8.

[10] Алфёрова Г.В. Русские города… С. 126 -130. См. также: Косточкин В.В. Строительные традиции древнерусских зодчих / В.В. Косточкин // Архитектура и строительство. – 1949. - № 1. – С. 21 -22.

[11] Бунин А.В. История градостроительного искусства. Т. I. -  М., 1979. - С. 127

[12] Там же. С. 144.

[13] Алфёрова Г.В. Русские города XVI-XVII веков. С. 179 – 180.

[14] Там же. С. 179.

[15] Бунин А.В. История градостроительного искусства. С. 162 – 163.

[16] Неделин В.М. Орёл изначальный. С. 43.

[17] Басов Д.И. История города Орла. - Орёл,  2011. -  С. 24, 60

[18] ГАОО. Ф. 88 .  Оп. 2.  Д. 58. 

[19] Орловский Христа ради юродивый Афанасий Андреевич Сайко. -  Свято-Троицкая Сергиева лавра: издательство «Отчий дом», 1995 . -  С. 20, 28.

[20] Пожидаев Г. Василий Калинников. Симфония жизни. -  М.: 1993. - С. 46-47. 

[21] «Геометрический специальный план… С подлинного копировал Кромской уездный землемер Беликов». 10.09.1848 г.  РГИА. Ф. 835. Оп. 1. Д. 562. Л. 2.

[22] Шаненков М.А. Кондратенко А.И. Орловские магистрали.  -  Орёл, 2006. - С. 69 – 179.

[23] Абакумов С. Н. История старообрядчества в Орловской губернии. -  Орёл, 2014.

[24] Веденин Ю.А. Кулешова М.Е. Культурный ландшафт как объект наследия. Глава 1.3.

[25] О лесковской информационной парадигме ландшафта Орла см.: Ашихмина  Е.Н.  В этом странном городе. В 3-х книгах. – О.: издатель Александр Воробьёв. – 2012 г.

[26] Сорокина О.А. Русская живопись. Альбом. Орёл, 2015

[27] Формозов А.А. Русское общество и охрана памятников культуры. – Курск: ФГБОУ КГМУ Минздрава РФ, 2018. – С. 77.

[28] Басов Д.И. История города Орла. С. 7.

[29] Лихачёв Д.С. Раздумья о России. С. 540.

[30] Орловский адрес-календарь на 1893-94 академический год. – О.: Типография «Орловского вестника», 1893. – С. 41

[31] Материалы по изучению Орловского края. Выпуск № 1-й с рисунками. Г. Орёл. Членов Орловского общества краеведения П.С. Ткачевского и И.И. Лебедева. Издание Орловского общества краеведов. – О.: типография «Парижская коммуна», 1927. – с. 6.