«Моя работа заместителем губернатора началась в Ошевенском монастыре»

Продолжаем наш сериал о деревянном зодчестве. Слово – Елене Кутуковой, заместителю губернатора Архангельской области. Более 15 лет она была участником, а затем организатором волонтерских реставрационных работ в Александро-Ошевенском монастыре близ Каргополя. Текст опубликован в 5 номере журнала «Охраняется государством» за 2018 год, посвященном деревянному зодчеству России.

- Слово «катастрофа» – не преувеличение при описании ситуации с деревянным зодчеством. Потому что, во-первых, нет никакой системы реставрации деревянных памятников. Это неудивительно, так как у нас в принципе нет системы реставрации. Во-вторых, даже нет системного перечня и описания всех объектов деревянного зодчества. Частично этот пробел старается заполнить волонтерский проект «Общее дело», описывая и сводя воедино информацию не только по официальным объектам культурного наследия, но и по всем ценным историческим постройкам.

Зачастую начинают критиковать местные госорганы охраны памятников. Это отчасти справедливо, но надо понимать: что реально может сделать орган госохраны, скажем, нашего региона, если в нем на все про все девять сотрудников? Понятно, что они занимаются латанием дыр. А в приоритете сейчас – Соловки: как на уровне правительства, так и в плане финансирования, и все наши силы брошены туда. А катастрофа еще заключается и в том, что на Патриаршем совете в прошлом году Патриарх Кирилл озвучил цифру: только 12% выделенных на Соловки средств освоены. Все остальные – возвращены в бюджет. И это в ситуации, когда мы теряем памятники: они у нас горят, складываются, как карточные домики! Я считаю недопустимыми такие утраты, как ансамбль погоста Лядины в 2013 году. Он сгорел только потому, что не было пожарного водоема, не было машин. Проведены переговоры, и в рамках соглашения между Правительством Москвы и Архангельской областью в августе 2018 года в регион передано восемь специальных пожарных машин. 

Но остается вопрос – а почему нет системы, почему вообще такая разруха? Самая главная катастрофа – в мозгах у людей. Утрачены ориентиры: зачем надо сохранять наследие, кому это нужно, нужно ли это государству вообще?

Если мы говорим о геокультурном пространственном развитии, то нужно взять один регион, описать его памятники – не только те, что официально числятся, но все, что живо в памяти людей. Важно заинтересовать людей – местных жителей, волонтеров. Чтобы они не ждали, когда к ним кто-то приедет – добровольцы или чиновники – и что-то сделает. Если тема сохранения и спасения деревянных памятников будет «звучать» так же, как, например, «Бессмертный полк» – мы их спасем. Важна инициатива снизу, поддержанная государством. 

Есть много людей, волонтеров, готовых включиться в эту работу. Но возникают проблемы поддержки, обеспечения их деятельности, безопасности, координации. Направляющей роли государства в этой связи не может не быть. Государство должно не зарегулировать инициативы, а наоборот, помочь им: предоставить, например,  налоговые льготы людям, которые живут на исторической территории и ее развивают, принимают волонтеров и т.п. Ведь даже столь необходимый институт смотрителей за памятниками может сформироваться из местных жителей, если с ними заключить соглашение. 

Безусловно, важен вопрос приспособления объектов культурного наследия к современному использованию.  К каждому памятнику нужен индивидуальный подход. Если необходимо сохранять объект в абсолютно неизменном виде - пусть подключается государство. Потому что людям на местах не восстановить памятники во всей полноте исторической подлинности, это очень дорого. 

Приведу в пример Александро-Ошевенский монастырь в Архангельской области. Я более 15 лет ездила туда волонтером из Москвы. Моя работа заместителя губернатора там и началась, так я считаю. Я не могла равнодушно наблюдать, как гибнут эти памятники. Считала, что надо сохранить эту «русскость», национальную идентичность, а она явлена на Русском Севере. Это все никак не было связано с моей профессией – я математик-экономист. Все мне говорили, что я сумасшедшая. Сначала я была там одна с семьей. Потом «обросла» сообществом. Потом стала заместителем председателя Попечительского совета при Свято-Успенском Александро-Ошевенском монастыре. 

Итак, мы начинали в монастыре работать волонтерами. Со временем купили семь колоколов и отремонтировали звонницу. Сейчас-то я уже понимаю, что эти работы не вполне соответствовали законодательству. Но, представьте, за один только проект консервационных работ на Успенском соборе просят 14 млн. рублей. Минкультуры такое не финансирует… Ну и вот игумен Феодосий, настоятель монастыря, говорит следующее: «Мне с вашим законодательством нужно жить, служить, чтоб ко мне приезжали. Я вот повешу замок на четыре памятника федерального значения, перейду через дорогу, построю новый монастырь и буду там служить». С другой стороны, я согласна с Михаилом Исаевичем Мильчиком, который приехал в монастырь, посмотрел и сказал: «С точки зрения денег – да, здесь проще все разрушить и заново построить. Но где же выДух Святой возьмете?»

Недавно деревянный Богоявленский собор – приписной к монастырю - стал протекать, крыша стала проваливаться. Люди собрали деньги и начали мне звонить – приезжай, надо нанимать рабочих и делать. Сами почему-то никак не могли. Наконец, через два года сделали крышу – как смогли. Но не течет. Десять лет мы не можем ни в какую программу включить этот уникальнейший памятник деревянного зодчества. В 2006 году он был передан Церкви и нам отвечают: обращайтесь в финансово-хозяйственный отдел Патриархии. Минкультуры не финансирует. Мы собираем по копейке, всем миром поднимаем. 

Майским указом Президента Правительству совместно с заинтересованными регионами поручено разработать приоритетные национальные проекты. И хочется верить, что приоритетный проект «Культура» включит в себя раздел «Сохранение культурного наследия», потому что он действительно необходим.

Если мы в каждом регионе, каждый на своём месте будем что-то делать по сохранению культурного наследия, то мы будем работать на укрепление национальной безопасности Российской Федерации. Но если это движение найдёт поддержку на уровне государства, если мы создадим, может быть, федеральное агентство, то вся наша деятельность на уровне регионов приобретёт системный характер.